Одной из актуальных проблем постсоветского пространства является склонность национал-демократической оппозиции к сотрудничеству с иностранными государствами, которые, в свою очередь, ставят перед собой цели реализации собственных политических и экономических интересов зачастую в ущерб интересам постсоветских республик. Наиболее свежий украинский пример показывает, как вчерашние демократы, выступавшие под социальными лозунгами, придя к власти, установили режим, далёкий от демократических идеалов, а сама страна оказалась в тотальной финансовой зависимости от западных институтов, следовательно, и в политической зависимости. Социологические исследования показывают отчуждение основной массы населения республики от политических элит, которым не остаётся на данный момент иного варианта для сохранения своей власти, кроме опоры на иностранные силы.

Подобный пример является не уникальным в нашей истории, а скорее закономерным для политических сил, ставящих во главу угла националистическую риторику и опирающихся на узкие интересы либо крупного капитала, либо крупных землевладельцев. Сто лет назад, в 1918 году, тогдашние национал-демократические силы, появившиеся на политической сцене под маркой социалистов, прошли этот путь от широкой народной популярности до прямого коллаборационизма. В данной статье предлагается рассмотреть эту трансформацию на примере того, как это происходило на Украине и в Белоруссии.

Украинские социалисты в 1917-м и их популярность

Как известно, в феврале 1917 года в Российской империи произошла революция, после которой монархия сменилась республикой во главе с Временным правительством. В Киеве представители социалистических и либеральных партий с национальным уклоном образовали так называемую Центральную Раду (далее ЦР). И хотя в составе ЦР были и представители радикальных националистических партий, заявлявших о необходимости создания независимого украинского государства, по сути она находилась в маргинальном положении.

Основные политические партии Украины были практически полными местными аналогами партий всероссийских. Как показали результаты выборов в Учредительное собрание, наиболее популярными партиями России в 1917 году были Партия социалистов-революционеров и Российская социал-демократическая партия.

Их украинскими вариантами были, соответственно, Украинская партия социалистов-революционеров (УПСР), наиболее известным лидером которой был Михаил Грушевский, и Украинская социал-демократическая рабочая партия (УСДРП), наиболее известными деятелями которой были Симон Петлюра и Владимир Винниченко.

Что касается украинских эсеров, то в основе их программы лежал типичный набор тогдашних социалистических установок: создание парламентской республики, национализация промышленности, переход к 8-часовому рабочему дню, уничтожение сословных, религиозных, национальных и иных привилегий, введение всеобщего бесплатного образования и т. д. Наиболее сильной стороной партии была земельная программа, которая подразумевала отмену частной собственности на землю и переход земли под управление крестьянских общин с распределением среди тех, кто её обрабатывает. Подобные идеи обеспечивали как общероссийской, так и украинской партии эсеров наибольшую популярность в крестьянской среде, а значит, среди большинства населения тогдашней России. Кроме того, украинские эсеры, подобно российским, выступали за переход к федеративному устройству страны.

Украинская социал-демократическая рабочая партия была полным аналогом меньшевистского крыла РСДРП и даже входила в фракцию социал-демократов в Госдуме. В качестве программы использовалась программа всё той же РСДРП. Одно время даже шла речь о включении УСДРП в состав РСДРП, однако партии не сошлись в национальном вопросе. Если РСДРП лишь допускала в будущем максимально широкую автономию Украины, то УСДРП за неё прямо выступала вплоть до права отделения Украины от России, если таковой окажется воля большинства населения края. Программа социал-демократов в основном была сходна с программой эсеров, правда, аграрная часть была более слабой, так как партия в первую очередь ориентировалась на городских рабочих. В каком-то смысле до окончательного раскола РСДРП на фракции большевиков и меньшевиков Петлюра и Ленин были членами одной партии.

Здание в Киеве, в котором в 1917 году заседала Центральная Рада.

Как известно, одним из основных содержаний политического процесса 1917 года была подготовка к выборам в Учредительное собрание. Социалистические партии имели довлеющую популярность и в ходе голосования получили абсолютное большинство.

Широко известно, что первое и второе место на выборах получили эсеры и большевики. Однако куда менее известно, что третье место на выборах по общероссийским спискам заняли партии Центральной Рады, то есть украинские социалисты. Из 707 мест в Собрании эсеры получили 279, большевики — 159, а украинские социалисты — 103 места. Для сравнения: кадеты, бывшие ранее одной из влиятельнейших политических сил в Госдуме, получили лишь 32 места, а меньшевики только 22.

Успех украинских социалистов заключался, конечно же, в первую очередь в их социалистической программе, которую они смогли на понятном местному населению языке активно донести в течение весны, лета и осени 1917 года. Особенно широкой поддержкой украинские социалисты пользовались в Волынской, Киевской, Полтавской и Подольской губерниях, где они получили 70–80 % голосов (большевики лишь 4–5 %). Несколько хуже ситуация оказалась в Черниговской и Екатеринославской губерниях, где украинские социалисты набрали по 50 % голосов, а большевики — 20–25 %. Херсонская и Таврическая губернии, а также солдаты Юго-Западного фронта (располагавшегося на территории, которую Центральная Рада желала видеть в составе Украины) проголосовали в основном за российских эсеров, которые получили тут около 50 % голосов, в то время как украинские партии — от 10 до 20 %.

Головокружение от успехов и конфликт с большевиками

Подобный успех на выборах стал первым фактором для того головокружения от успехов, которое возникло у деятелей Центральной Рады к концу 1917 года. Вторым фактором стала гигантская численность солдат, которые в течение 1917-го записались в ряды вновь создаваемой украинской армии. Она пока что мыслилась как часть общероссийской. Как известно, вопрос о мире был на тот момент вторым по важности (если не первым) после вопроса о земле. В Центральной Раде полагали, что из 7 млн человек на фронте 3,5 млн — это украинцы. Соответственно, если образовать из них национальные части, то воевать они станут лучше. Идеи создания национальных частей вступили в резонанс и с намерениями Временного правительства остановить большевизацию частей Западного и Северного фронтов, которая нарастала тем сильнее, чем дольше откладывался вопрос об окончании войны.  Предполагалось, что если позволить солдатам записываться в украинские части, то они с большей охотой станут воевать по месту жительства, то есть на Юго-Западном фронте.

Таким образом очень быстро численность «украинской армии» достигла 500 тыс. человек, которые постепенно отправлялись на территорию Украины. Впоследствии станет ясно, что большинство из них использовали украинизацию лишь как шанс для того, чтобы на более-менее законных основаниях вернуться домой и поучаствовать в начавшемся без всяких декретов и программ чёрном переделе земли. Однако в самой ЦР, похоже, долгое время верили, что данные украинские части действительно станут оплотом автономистских или даже сепаратистских устремлений Украины. Итак, иллюзия поддержки широкими народными массами, порождённая результатами выборов, а также иллюзия наличия полумиллионной армии стали факторами чрезмерной переоценки своих сил украинскими социалистами.

Ещё более окрепла уверенность в своих силах у представителей Центральной Рады в ноябре 1917 года. К моменту Октябрьской революции в Киеве образовалось три власти: Военно-революционный комитет большевиков, командование Киевского военного округа, поддержавшее Временное правительство, и, собственно, Центральная Рада. ЦР поначалу заняла нейтральную позицию по отношению к перевороту в Петрограде. Воспользовавшись этим нейтралитетом, ВРК большевиков поднял восстание против командования Киевского военного округа, и уже к 17 ноября последние очаги власти Временного правительства в Киеве были ликвидированы.

Расправившись с одним из противников, киевские большевики начали готовиться к схватке с Центральной Радой. Однако тут дело сразу застопорилось. Считалось, что украинские социалисты имели на тот момент значительную политическую популярность. К тому же процесс украинизации войск не стоял на месте, и в Киеве были сосредоточены различные части численностью более 20 тыс. человек, которые на тот момент считались лояльными украинским социалистам. Сам же ВРК мог рассчитывать на втрое меньшее число солдат и примерно на 2 тыс. вооружённых рабочих.

В итоге в руководстве большевиков решили повременить и дать Центральной Раде разложиться, как в своё время разложилось Временное правительство. Тем более что в последние два месяца рост симпатий к большевикам был очевидным. Однако и украинские социалисты не сидели сложа руки. Сделав выводы из краха Временного правительства, который был во многом вызван его нерешительностью в земельном вопросе и в вопросе о мире, Центральная Рада издаёт так называемый Третий универсал (первые два были изданы ещё весной и в начале лета). В нём объявляется автономия Украины и гарантируется набор основных свобод — печати, слова, собраний, а также неприкосновенность имущества и личности и т. д. Кроме того, вводился 8-часовой рабочий день, государственный контроль над промышленностью, объявлялась амнистия всем политическим заключённым и отменялась смертная казнь. Заявлялось также о немедленном переходе к переговорам о мире с немцами и их союзниками.

Ключевая часть универсала — отмена частной собственности на землю. Земля должна была отныне принадлежать только тем, кто непосредственно её обрабатывает. Но как именно она будет поделена, Центральная Рада обязалась установить отдельным законом.

По сути, Третий универсал стал копией тех декретов, которые были оглашены большевиками после устранения Временного правительства и обусловили их растущую популярность. Его провозглашение было ловкой попыткой перехватить инициативу, укрепив тем самым свои политические позиции. Впрочем, крестьяне уже без всяких декретов и универсалов принялись решать эти вопросы самостоятельно — на селе процветал чёрный передел. Солдаты же и без переговоров о мире дезертировали с фронта целыми дивизиями.

Провозглашение Третьего универсала. В центре Петлюра, Винниченко, Грушевский.

Киев как несостоявшийся центр новой России

Ноябрь 1917 года стал моментом наивысшего влияния Центральной Рады за весь период её существования. Попытка большевиков поднять восстание была легко пресечена, причём практически бескровно. Не удалась и попытка большевиков получить власть на съезде Советов в Киеве. Украинские социалисты, пользуясь политической поддержкой в окрестных губерниях, смогли привести 900 делегатов против 100 большевистских. В итоге последние вынуждены были переместиться в Харьков.

С этого момента Центральная Рада уже демонстрирует всероссийские амбиции, открыто заявляет о непризнании советской власти и предлагает перенести заседания Учредительного собрания в Киев, который должен стать точкой сборки России на автономных началах. Параллельно представители Рады вступают в переговоры с заявившим об автономии и непризнании большевиков руководством Войска Донского. В Могилёве, в ставке Верховного главнокомандующего Духонина, назначенного ещё Временным правительством, в конце ноября проходит съезд небольшевистских сил для координации требований о создании единого правительства с участием всех социалистических партий, включая даже большевиков (но без Ленина и Троцкого как заговорщиков и анархистов). В этом совещании принимают участие и представители Центральной Рады.

Большевики же не оставляли попыток договориться с Центральной Радой. Во-первых, Совнарком принял постановление о возвращении на Украину культурных ценностей, вывезенных в различные периоды имперской истории. Во-вторых, решение вопроса об автономии Украины предлагалось оставить в ведении местного Учредительного собрания после его созыва или решить путём всенародного референдума.

То есть в Петербурге не отбрасывали возможность автономии и перехода к федерации (тем более этот пункт был в программе и большевиков, и входивших в Совнарком левых эсеров), лишь предлагали провести это легитимным образом, учитывая волю всего украинского населения. Взамен требовали прекратить дестабилизацию Юго-Западного фронта, так как попытки создать взамен него Украинский фронт под командованием самой Центральной Рады порождали его развал, что ослабляло позиции России на предстоящих переговорах о мире с немцами.

Однако в Киеве было принято решение игнорировать эти предложения и требования. Центральная Рада продолжила сотрудничество с Доном, пропуская через свою территорию лояльно настроенные к тамошнему правительству части, одновременно с этим разоружая части, считавшиеся большевистскими. Украинским социалистам казалось, что именно они, а не большевики являются сейчас наиболее влиятельным центром власти в распадающейся России. Кроме того, не стоит забывать, что к концу 1917 года большинство наблюдателей как внутри страны, так и за её пределами было уверено, что власть Совнаркома падёт за считаные недели. Вскоре Центральной Раде со стороны Совнаркома был предъявлен ультиматум с требованием прекратить и разоружение, и пропуск антибольшевистских сил вглубь страны. В противном случае из Петрограда грозили войной. В ответ на ультиматум Центральная Рада обвинила большевиков в великороссийском шовинизме и черносотенстве, а местным большевикам было предложено «выехать из территории Украины в Великороссию, где их национальное чувство будет удовлетворено». Проще говоря, это был прообраз современного «чемодан — вокзал — Россия».

Отрыв от реальности оказался настолько велик, что Петлюра приказал украинскому комиссару на Северном фронте не допустить продвижения против Киева большевистских частей и блокировать Петроград верными украинскому делу подразделениями. В приказе говорилось: «Немедленно организуйте украинский командный состав, чтобы, пользуясь вашим географическим положением по отношению к Петрограду, откуда надвигается на Украину большевистская угроза, удержать эту угрозу возле Петрограда».

Тем временем переговоры большевиков с немцами не стояли на месте. 15 декабря на переговорах в Брест-Литовске было достигнуто соглашение о месячном перемирии (Центральная Рада, несмотря на предложения Совнаркома, отказалась от совместного участия в этих переговорах, заявив, что теперь УНР имеет свой фронт, Украинский, и будет договариваться независимо). Перемирие позволило большевикам сосредоточиться на решении проблемы Дона и Киева. В Харькове образовывается Народный комиссариат как правительство будущей Советской Украины — автономии в составе федеративной России. При этом войска УНР в Харькове не оказывают никакого сопротивления, а местные украинские власти после их роспуска даже не арестовывают.

Столь лёгкое занятие одного из крупнейших городов на территории, которую в Киеве считали своей, стало для ЦР неприятным сюрпризом.  В качестве оборонительных мер войска, верные ЦР, начинают беспорядочно разбирать рельсы в районах восточнее Киева и разрушать телеграфную связь. В рядах украинских социалистов возникает конфликт, и Винниченко (фактически премьер-министр УНР) обвиняет Петлюру, военного министра, в том, что он своими необдуманными действиями и дестабилизацией фронта фактически стравил украинское правительство с Совнаркомом. В итоге Петлюра был отправлен в отставку и на его место назначен военным министром Николай Порш, экономист, никогда не служивший в армии и не державший в руках оружия.

Однако Совнарком и союзный ему Народный секретариат Советской Украины больше не обращали внимания на Центральную Раду. В Петрограде и Харькове уже не считали возможным иметь дело с потерявшим адекватность киевским правительством. Чтобы понять, насколько Центральная Рада оторвалась от реальности, стоит сказать, что такие города, как Запорожье, Днепропетровск, Луганск, Полтава, Мариуполь, Мелитополь, Одесса, были в течение нескольких недель заняты советскими войсками общей численностью всего в 12 тыс. человек. Что касается многочисленных полков УНР, которые здесь находились, то внезапно оказалось, что это обычные дезертиры, которым было совершенно не важно, под каким флагом продолжать получать довольствие и держаться подальше от фронта. Очень быстро от виртуальной 500-тысячной армии УНР осталось 15 тыс. человек, на которых Центральная Рада могла ещё более-менее положиться.

Гайдамаки возле Михайловского собора. Киев, март 1918-го.

Для занятия Киева была направлена группировка под командованием подполковника Муравьёва, которая насчитывала около 8 тыс. человек. И чем ближе приближались советские войска к Киеву, тем меньше становилась армия УНР. В самом Киеве в поддержку советского наступления 29 января было поднято восстание рабочих, центром которого стал завод «Арсенал». Показательно, что при 20-тысячном гарнизоне Киева участвовать в подавлении восстания согласились лишь около 2 тыс. человек. Многие украинизированные полки с броскими названиями либо в полном составе отказались участвовать в подавлении восстания, либо отказывалась подавляющая часть личного состава. Решающим фактором поражения восстания стал прорыв в Киев отступающих под напором Муравьёва частей под командованием Петлюры. Особенно при подавлении отличился курень «Сичевых стрельцов», составленный из бывших австро-венгерских пленных во главе с Евгением Коновальцем, будущим основателем Организации украинских националистов. О том, в каком затруднительном положении оказалась Центральная Рада в ходе восстания, свидетельствует тот факт, что под ружьё была поставлена сотня сотрудников секретариата самой Центральной Рады, а также работников почты и телеграфа. И всё же, несмотря на трудности, к 3 февраля восстание было подавлено. Около 500 рабочих погибло, ещё до 200 были расстреляны. Всего четыре дня спустя в Киев вошли войска Муравьёва и завязали уличные бои. Город с населением более 500 тыс. человек штурмовал отряд в 3 тыс., а защищало менее 2 тыс. К 9 февраля с властью Центральной Рады в Киеве было покончено. Расстрелы рабочих Муравьёв использовал как предлог для ответного террора, в результате которого погибло несколько сотен человек.

Брестский мир и Центральная Рада

Январь 1918 года показал, что руководители УНР сильно переоценили прочность своей власти и преданность идеи государственности со стороны населения Украины. Оказалось, что уставшие от войны солдаты, даже получив патриотические названия полков, не желают воевать, а для населения куда важнее пользоваться социально-политическими решениями Рады, которые точно так же готовы обеспечить и большевики. Узкая прослойка интеллигенции, для которой действительно важны были автономистские идеи или даже идеи независимости, была не способна всерьёз влиять на ситуацию с началом вооружённого противостояния.

Ещё в начале декабря Совнарком предлагал и даже требовал от секретариата ЦР присылки своих представителей на переговоры с Германией. Но, учитывая намерения Центральной Рады самой вместо Совнаркома стать точкой сбора России, принимать участие в переговорах украинские представители не спешили. Более того, украинские социалисты прощупывали возможность заключить мир совместно с представителями Войска Донского. Лишь когда стало ясно, что внятной позиции от руководства Дона дождаться не получится, украинские представители отправились-таки в Брест. К тому моменту оказалось, что перемирие уже заключено без них. Представители УНР стали требовать, чтобы с ними был заключён мир отдельно, так как Совнарком они не признают и большевики не представляют интересы Украины. Германцы ответили отказом, заявив, что воспринимают на данный момент Украину как часть России и каких-то отдельных переговоров вести не будут.

В январе 1918 года, чем ближе приближались советские войска к Киеву, тем настойчивее становились попытки украинских социалистов договориться с немцами. Постепенно менялась и ситуация. В январе по Австро-Венгрии и Германии прокатилась волна забастовок и протестов, создавалось впечатление, что страны стоят накануне революции, аналогичной российской. В этих условиях Военное командование и сам кайзер Вильгельм II потребовали от дипломатов ужесточить свою линию поведения и ускорить ведение переговоров.  В этот же момент Троцкий, который возглавлял советскую делегацию, рассчитывая на то, что революции в Центральных державах сами решат вопрос о мире, всячески затягивал переговоры. Свойственное ещё недавно Центральной Раде головокружение от успехов, теперь определяло поведение и Совнаркома. Затягивание переговоров привело к тому, что немцы наконец вспомнили об украинских социалистах, всё ещё пытающихся вступить в переговоры как отдельная независимая сторона.

Немцы настояли, что для подписания договора о мире УНР должна заявить о своей независимости, и тогда Центральная Рада пошла на издание Четвёртого универсала, в котором такая независимость провозглашалась и которую немцы тотчас же признали. В этот же день, 22 января, немецкому правительству удалось убедить стачечные комитеты и лидеров протестов в том, что мир вскоре будет подписан. Революции на время удалось избежать.

Однако универсал имел и ещё одну задачу. В нём украинские социалисты делают отчаянную попытку привлечь политические симпатии крестьянства. В документе определялся порядок передачи земли согласно эсеровской программе обобществления, земельный передел на Украине обретал законные формы. В ЦР рассчитывали, что этот манёвр заставит крестьян активнее встать на защиту украинской революции. Но вышло иначе.

30 января, когда переговоры между УНР и Центральными державами возобновились, поступило сообщение, что в Киеве началось крупное восстание (на «Арсенале»), и хотя украинская делегация убеждала, что это незначительные трудности, было непонятно, контролирует ли правительство страну, от имени которой подписывает мир. Представители Центральных держав удалились на несколько дней для консультаций. Немцы откровенно выжидали, чья возьмёт, так как создавалась опасность глупого положения, при котором мир будет подписан с теми, кто не имеет никакого влияния в стране. Однако необходимость получить хоть какой-то результат взяла своё — 9 февраля, в день вступления войск Муравьёва в Киев, мир был подписан. На тот момент украинская сторона не контролировала ничего, кроме части Волыни.

Украинская и немецкая делегации в Бресте.

Центральные державы признавали УНР независимым государством и взамен требовали поставок в первом полугодии 1918 года 1 миллиона тонн зерна, 44 тыс. тонн мяса, 400 млн яиц и некоторых других продуктов, а также 37 млн тонн руды и нескольких миллионов тонн угля. Огромные по тем временам ресурсы. Сами немцы назвали этот договор «Хлебным миром». Лидеры УНР торжествовали. Но эта была Пиррова победа. 17 февраля украинская делегация обратилась за помощью к немецким партнёрам с просьбой предоставить две-три дивизии войск (до 30 тыс.), чтобы выгнать незначительные силы большевиков с территории, которую только что признали на переговорах Украиной. Однако вместо 30 тыс. на Украину двинулась группировка, состоящая из 450 тыс. человек, так как в Вене и Берлине без ведома украинской стороны было принято решение о полной оккупации.

После заключения мира с УНР немцам можно было уже не церемониться с Совнаркомом. 10 февраля союзники выдвигают ультиматум о немедленном подписании мирного соглашения, причём условия мира ужесточаются. После того как Троцкий в очередной раз попытался затянуть переговоры, начинается наступление немецкой армии на территорию Белоруссии и Украины. Наступление фактически не встречало сопротивления, так как к концу февраля 1918 года старая царская армия прекращает своё существование.

В этих условиях советское правительство идёт на подписание мира на любых условиях. По немецким требованиям, Совнарком должен был признать независимость Прибалтики, Финляндии и Украины, передать Турции ранее захваченные территории, разоружить флот, предоставить Германии эксклюзивные торговые права до 1925 года, разрешить беспошлинный вывоз сырья и прекратить социалистическую пропаганду на территории держав немецкого союза. Кроме того, Россия должна компенсировать военные убытки германской коалиции на сумму в несколько миллиардов золотых рублей, а также обеспечить поставки продовольствия. Несмотря на то, что 3 марта эти условия были приняты и мир подписали, немецкие войска продолжают наступление, пока не занимают практически всю Беларусь, Украину, Крым, часть Кубани, а позднее Грузию и часть территории Кавказа.

Столь чудовищные условия мира привели к оккупации почти 1 млн кв. км территорий, на которых проживало около 60 млн человек, располагалась треть сельскохозяйственной земли, выплавлялось 75 % стали и добывалось 90 % угля. Брестский мир также спровоцировал интервенцию Антанты и привёл к расколу правящей коалиции с последующим восстанием левых эсеров. В России началась широкомасштабная гражданская война.

Оккупация вместо помощи

Эйфория лидеров Центральной Рады в результате чудесного избавления от большевиков длилась недолго. Как уже было сказано, немцы начали полномасштабную оккупацию. Перед деятелями Центральной Рады стал выбор: либо остаться верными своей же социалистической программе и оказаться выброшенными немцами из политической жизни, либо совершить правый поворот и пойти в фарватере немецкой политики. Поначалу деятели Центральной Рады вполне были готовы как-то найти компромисс с немецкой администрацией, издавая пространные обращения к жителям Украины, где пытались пояснить благо начавшейся оккупации. Однако как только Центральная Рада возобновила в середине марта 1918 года свои заседания и принялась проводить в жизнь объявленную ранее политику социализации земли, это тут же привело к конфликту с немецкой администрацией. Слабая управляемость процесса социализации в кратчайшие сроки привела к дезорганизации села, что грозило сорвать весенние сельхозработы, а значит, планы по вывозу продовольствия. В итоге командующий немецкими войсками Эйхгорн, руководствуясь задачей обеспечить стабильный вывоз продовольствия, издал указ, согласно которому весенний урожай озимых должны собирать только те, кто его засеял. Крестьянам под страхом наказания запрещалось брать себе больше земли, чем они могут засеять в течение текущего сезона. Там, где помещичьи хозяйства сохранились, приказывалось оставить их земли в неприкосновенности, а земельным комитетам вернуть в эти хозяйства весь необходимый инвентарь.

Германские войска в Киеве, 1918 год.

Подобное вмешательство немцев вызвало протесты Центральной Рады вплоть до направления ноты в Берлин по линии министерства иностранных дел. Протесты остались неуслышанными. Ввиду нарастающего сопротивления со стороны крестьян и учащения случаев убийств и насилия над немецкими солдатами и офицерами 25 апреля Герман фон Эйхгорн издаёт приказ о подсудности украинского населения немецким военно-полевым судам. Германская армия совершает карательные вылазки при любой попытке воспротивиться сбору продовольствия.

Внутри самих партий украинских эсеров и социал-демократов начался раскол. Одни были готовы уступить немцам ради сохранения своей власти хотя бы в тех сферах, где оккупационная администрация это позволяла. Вторые, левое крыло, называли подобные уступки предательством революции и народа и считали неприемлемыми (вскоре они начнут террористические атаки против представителей администрации, в результате одной из которых летом 1918-го будет убит и глава оккупационной администрации Эйхгорн).  Немцам стало очевидно, что, если они хотят и далее выкачивать из Украины ресурсы, опора на социалистов совершенно невозможна. Встал выбор: либо вводить прямое оккупационное управление, что было политически недальновидно, так как Германия признала независимость УНР, либо сменить правительство. Но для начала Центральную Раду принудили отменить закон о социализации, а всем партии, которые собирались остаться в легальной политической сфере, убрать из своих программ пункт об изъятии земли у крупных собственников. Центральная Рада пошла на это, и закон был отменён. Точно так же Украинская партия социалистов-революционеров пошла на отказ от программы социализации земли и приняла практическую платформу, в которой призвала к сотрудничеству с оккупантами и осудила всякие попытки восстания и сопротивления. Украинские социал-демократы во главе с Петлюрой и Винниченко оказались в оппозиции и на подобное унижение перед немецкой администрацией не пошли (впрочем, не всегда по своей воле, так как ещё в марте 1918 года немецкое командование выгнало Петлюру из армии за излишнюю склонность к триумфальным вхождениям в города, занятые немецкими войсками). Для них час истины наступит немного позже в период попыток оккупировать Украину со стороны Польши, которые они на тот раз уже полностью поддержат.

Отказ же украинских эсеров от собственной программы стал той точкой, когда вчерашние социалисты превратились в националистов с неизбежным для Восточной Европы пособничеством оккупантам. В конце весны 1918 года правая часть украинских эсеров так сформулировала кредо, характерное для националистов и сегодня: независимое государство как предпосылка решения всех социально-политических проблем. Причём, как показала дальнейшая практика XX и нынешнего XXI века, под понятием «независимость» обычно мыслится конфронтация с Россией и максимальная зависимость от западных государств.

Но отход от социалистической программы не помог украинским эсерам удержаться у власти. 29 апреля немцы разогнали Центральную Раду и арестовали ряд министров. После недолгих раздумий было решено поставить во главе Украины гетмана. Перебрав возможных кандидатов в основном среди крупных землевладельцев, немцы остановились на фигуре генерала Павла Скоропадского. Формально гетманом его провозгласил собранный по случаю съезд партии «хлеборобов», который был не чем иным, как коалицией помещиков и крупных капиталистов, рассчитывающих, что немцы помогут им усмирить взбунтовавшийся народ Украины. Даже само название «Украинская Народная Республика» как слишком социалистическое меняется на Украинскую Державу. Инициированный украинскими социалистами период оккупации продлится до самого конца 1918 года, и лишь революции в Германии и Австро-Венгрии, которые, наконец, произошли, избавят Украину от немецкого присутствия.

Социалисты в Белоруссии

До 1917 года в Белоруссии крупных самостоятельных партий, пусть даже бывших местными аналогами общероссийских, просто не существовало. Местная политическая жизнь проходила почти исключительно как часть общероссийской политики. Хотя всё же зачатки партий существовали и здесь, однако, в отличие от Украины, они изначально имели более националистический окрас, а социальная программа имела для них второстепенное значение. Все подобные объединения были крайне маргинальны и неизвестны в широких слоях местного общества.

С оживлением политической жизни в 1917 году усиливаются местные организации и в Беларуси. В течение весны — лета этого года белорусское национальное движение в основном копирует украинский опыт, но всегда со значительным опозданием. Здесь создают свою Центральную Раду, которую к осени переименовывают в Великую Белорусскую Раду, дабы подражательный момент не был так очевиден. Была здесь и своя социалистическая партия — Белорусская социалистическая громада. В отличие от украинских социалистов, белорусские копировали программу не российских партий, а Польской социалистической партии (наиболее известный деятель — Пилсудский). Впрочем, кроме некоторых нюансов в аграрной части программы, особых отличий от российских аналогов в ней не было. Содержалось и ключевое для региональных партий требование автономии, причём столица такой автономной Белоруссии должна была находиться в Вильно.

Представители Великой Белорусской Рады, 1917 год.

Решающее влияние в Раде всё же установили не социалисты, а либералы, которые одновременно являлись крупными землевладельцами и представителями крупного капитала. Естественно, что подобная публика не могла вызывать симпатий ни у белорусских крестьян, ни у рабочих, ни у солдат Западного фронта, который располагался на территории региона. По сути, попытка создать квазиавтономию быстро вылилась в попытку отгородиться от стремительно левеющей России и сохранить собственность и влияние местных элит. По примеру Украины в Белоруссии проводится целая серия военных национальных съездов, на которых также звучат требования автономии. Однако маргинальный характер этих движений стал вполне очевиден, когда после неудачного выступления Корнилова в регионе формируется Временный революционный комитет (ВРК) Западного фронта для борьбы с «корниловщиной». Это означало фактический переход власти преимущественно в руки большевиков ещё до Октябрьской революции.

Коренное различие между белорусской и украинской ситуацией состояло в изначально более высокой популярности большевиков на территории Белоруссии. В Минском и Витебском округах на выборах в Учредительное собрание большевики получили 60 и 50 % голосов, а местные социалисты, формировавшие ВБР, — лишь 1,5 и 5 %. В Могилёвском округе ситуация была в пользу российских эсеров: они получили 70 %, большевики — всего 13 %, а местные социалисты так и вовсе менее 1 %. На Западном фронте, который располагался на территории Белоруссии, при 67 % голосов за большевиков местные социалисты получили лишь 7 %.

Сравним приведённые выше данные с результатами выборов на Украине, и станет понятно, что белорусские социалисты изначально не могли рассчитывать на тот успех, которого смогла добиться Центральная Рада. Исходя из этого, и установление советской власти пошло в Белоруссии и на Украине совершенно разными путями. Если в Минске и на остальной части Западной области (как тогда называлась Беларусь) советская власть была установлена в течение недели, а те советы, где ещё не было перевеса у большевиков, были без особой борьбы распущены, то в Киеве, как мы видели выше, дело шло совершенно иначе.

В декабре 1917-го была сделана последняя попытка сформировать из белорусских движений некий независимый центр власти. В Минске был собран так называемый Всебелорусский съезд, на котором собрались местные представители общероссийских партий (эсеров, социал-демократов), представители местных либеральных организаций, а также члены Белорусской социалистической громады. На этом съезде проявились все разногласия, который были характерны для тогдашней России: одни делегаты настаивали на буржуазном пути развития страны, другие выступали за социалистический, одни выступали за скорейшую автономию и даже независимость, другие — за сохранение целостности России. В итоге был сформирован исполком Всебелорусского съезда, который от своего имени стал провозглашать формирование местной власти. Большевики покинули съезд, место проведения было оцеплено красногвардейцами, заседания прекращены, а часть делегатов распущена. Члены исполкома съезда переходят, по сути, на подпольное положение.

С декабря 1917 года всякие попытки сформировать в Белоруссии альтернативный центр власти замирают. Замирают вплоть до момента, когда неожиданно для остальных между Центральными державами и УНР был подписан мир. Когда до членов исполкома дошли сведения об успехе УНР, они также поспешили появиться в Бресте. Однако к моменту их прибытия 15 февраля все условия немцами были сформулированы и согласованы с УНР, что же касается Белоруссии, то её планировалось взять в залог выполнения большевиками условий договора, который вскоре им будет навязан силой. Поэтому неожиданное появление никого не представляющих политиков было встречено холодно. Тем не менее белорусские представители потребовали, чтобы немцы добились возмещения советской стороной ущерба, понесённого Белоруссией в ходе ведения боевых действий с 1914 года. Естественно, что немцы проигнорировали эти требования, заявив, что считают Беларусь частью России и их войска займут эту территорию лишь до момента исполнения Россией всех условий договора. Советский же представитель в Бресте и вовсе отказался встречаться с белорусской делегацией.

Раскол белорусского движения

Однако даже после провала в Бресте представители исполкома ещё не осознали свою ненужность ни реальным центрам власти, сложившимся на территории распадающейся России, ни населению того региона, который они пытались представлять. 19 февраля из Минска эвакуируются советские органы власти и направляются в Смоленск. Уже на следующий день, ещё до того, как Минск полностью занят немцами, в городе появляются представители подпольного исполкома. Было решено вновь пойти по украинскому пути и издать свой универсал, вернее уставную грамоту. Причём начинать решили с проекта годовой давности, который за месяц до этого потерпел крах в Петербурге: собрать Учредительное собрание, только своё, белорусское. Вероятно, изгнание большевиков немцами давало какие-то надежды местным партиям получить на выборах более приличные результаты, чем те, что мы приводили выше.

Парад немецкой армии в Минске, 1918 год.

21 февраля 1918-го Исполком Всебелорусского съезда издаёт Первую уставную грамоту к Белорусскому народу, в которой заявлялось, что исполком берёт власть в регионе и начинает подготовку к выборам. Как видно из российского опыта, идея Учредительного собрания могла на время примирить самые разные политические силы — от левых эсеров до либералов. Однако лишь на время. Но времени у и так уже догоняющих события белорусов не было. К этому моменту в среде исполкома Всебелорусского съезда наметились три главных политических силы. Во-первых, это национальные эсеры из Белорусской социалистической громады, которые, как уже говорилось, ориентируясь на программу Польской социалистической партии, шли вполне в контексте и российских эсеровских идей. Во-вторых, это были, собственно, российские эсеры, которые, как показали выборы в российское Учредительное собрание, в конце 1917 года пользовались популярностью в первую очередь в Могилёвской губернии. И третья сила — правоконсервативные представители крупной буржуазии и землевладельцев, которые, хотя и не пользовались политическими симпатиями, зато имели значительные финансовые средства.

Если вкратце выразить политические цели этих трёх центров, то, соответственно, группа национальных эсеров добивается автономии ради выполнения своей социалистической программы, при этом в случае необходимости она готова пойти на объявление независимости республики. Вторая группа — российские эсеры — добивается выполнения своей социалистической программы, вполне сочувствует идеям автономии, но при этом решительно против независимости и расчленения территории России. И третья группа — правые консерваторы, главная задача которых не допустить выполнения эсерами, а тем более большевиками своей программы. пусть и путём объявления независимости региона и расчленения России. Как видно, объединение всех трёх групп было совершенно невозможно и данные силы были обречены либо идти путем социализма, либо свернуть на националистический путь с одновременным отказом от социалистической программы. И определиться нужно было в кратчайшие сроки.

Первая грамота, в принципе, удовлетворяла все три силы. Однако политически она была стерильна. 9 марта, к тому моменту, когда немецкие войска уже фактически заняли всю территорию Западной области, члены исполкома издают Вторую уставную грамоту. По сути, это сокращенный и существенно упрощённый вариант Третьего Универсала Центральной Рады. В ней объявляется о создании БНР в границах расселения белорусского народа, что якобы стало исполнением мечты белорусов «после 350 лет неволи под пятой российских сатрапов». Далее, как и в Третьем Универсале, идёт несколько урезанный набор тезисов эсеровской программы: политические, интеллектуальные и религиозные свободы, введение 8-часового рабочего дня и передача без выкупа земли тем, кто на ней работает (это куда более упрощённый вариант в сравнении с эсеровским обобществлением). Естественно, что из описанной выше триады сразу же выпадали правые консерваторы, для которых изъятие земли у крупных собственников было совершенно неприемлемо. Так вторая грамота оставила в рядах объявленной БНР лишь представителей национальных и российских эсеров.

Однако и на этом представители Белорусской социалистической громады не остановились. Несмотря на то что самопровозглашённое правительство БНР находилось на территории, которая полностью контролировалась немцами, и реальным правительством в регионе был штаб 10-й германской армии, 25 марта они идут на провозглашение независимости.

Третья уставная грамота по аналогии с Четвёртым Универсалом УНР одновременно подтверждала все положения Второй грамоты и объявляла БНР самостоятельной. То есть белорусские эсеры последовательно объявили, что не нуждаются не только в правых консерваторах, но и в российских эсерах. И последние не заставили себя долго уговаривать: заявив о том, что они не поддерживают независимость, эсеры навсегда удалились из истории белорусского национального строительства.

Оккупация вместо национальной обособленности

Таким образом, в результате трёх грамот БСГ осталась в одиночестве. Но это было только полбеды. Куда хуже было то, что немцы совершенно не нуждались не только в независимой Беларуси, но ещё больше они не нуждались в эсерах. Взяв под контроль регион, немецкая администрация принялась усмирять крестьян и возвращать земельную собственность старым владельцам. Национализированные большевиками предприятия также возвращались собственникам. По всему выходило, что если Германия с кем и будет сотрудничать в период оккупации, то только с правыми. Настал момент выбирать между национализмом и социализмом. И этот выбор был сделан. Вчерашние социалисты и лидеры БСГ, такие как Иосиф Воронко, Ян Середа, Антон Овсянник, Павел Алексюк, по прошествии двух месяцев после публикации Второй уставной грамоты, объявлявшей о реализации социалистической программы, идут на сотрудничество с правыми консерваторами. Обе группы — и социалисты, и консерваторы — совместно подписывают обращение к кайзеру Вильгельму II, где благодарят немцев за освобождение от угнетения и анархии и просят помочь в формировании своей государственности, которая будет состоять в неразрывной связи с Германской империей. Одновременно в Киеве белорусский представитель вручил германскому послу при УНР ноту с аналогичной просьбой.

Естественно, что подобная инициатива тут же развалила уже и саму Белорусскую Социалистическую Громаду. Телеграмма немецкому монарху стала последней акцией этой партии. Отныне части её деятелей предстояло искать пути взаимопонимания с советской властью, а другой — раз за разом искать возможности установления своей власти при помощи иностранных интервентов.

В Берлине проигнорировали очередное обращение. На тот момент Беларусь в их стратегии имела две потенциальных судьбы в зависимости от хода событий. Первый вариант предусматривал разделение её территории между Литовским государством и УНР (частично так и произошло, так как Гомель, например, с апреля по декабрь 1918-го входил в состав Украины) с оставлением коридора под оккупацией немецкой армии для обеспечения общей границы с остатками России. Второй вариант предусматривал возвращение края в состав России после выполнения всех условий Брестского мира. Ни о какой независимости и речи быть не могло.

Однако так думали в Берлине, а командование 10-й армии имело свои планы относительно правых и превратившихся в националистов вчерашних социалистов. Насколько затянется оккупация, было непонятно, и германскому армейскому командованию нужен был эффективный посредник между немцами и местным населением. Задача пацификации края и обеспечения вывоза продовольствия должна была выполняться. И помощь в этих планах под видом создания национального правительства командующий 10-й армией Фалькенгайн предложил подписантам телеграммы Вильгельму. В конце мая командующий принял лидеров националистов и заявил, что, хотя в Берлине пока не видят возможности для полноценной независимости, но, как говорится, «труд делает свободным». То есть намекнул на возможность реализации государственнических планов, ничего при этом не обещая.

Стоит сказать, что данную формулу впоследствии немцы ещё раз применят в годы Великой Отечественной войны с белорусскими и украинскими националистами — дать надежду в обмен на сотрудничество, но при этом не давать твёрдых обещаний. Эта формула сработала и в 1918-м и в 1940-х. После встречи с немецким командующим была проведена реорганизация правительства БНР, во главе которого стал Роман Скирмунт, ещё в 1917 году представлявший интересы помещиков и крупной буржуазии, а с ним эрзац-кабинет сформировали вчерашние эсеры. Вступая на пост премьера, Скирмунт объявил кредо правительства: «Бремя оккупации тяжело, но с ним необходимо мириться как с неизбежным злом». Впоследствии представителям БНР приходилось мириться и с вывозом населения на работы в Германию, и с продовольственными реквизициями, и с проведением немецкими частями карательных операций, и с другими «неизбежными» явлениями.

Правительство БНР при немецкой оккупационной администрации, Минск, 1918 год.

Взамен командование германской армии разрешило представителям БНР занимать должности советников при германских местных комендатурах с целью посредничества между оккупантами и населением. Кроме того, как затем станет традиционным, националистам разрешили проводить дерусификацию. Естественно, что националисты, не имевшие и до немецкой оккупации особой поддержки у населения, в ходе 1918 года будут стойко восприниматься как придаток немецкой администрации, и ни о каком национальном подъёме по итогам этой деятельности не могло быть и речи. Тем более что немецкая оккупация, кроме всего прочего, привела к сворачиванию практически всех социальных достижений революции 1917 года.

В ноябре 1918 года в Белоруссии германские войска начинают постепенно оставлять территории, которые тут же занимает Красная армия. К 9 ноября, моменту, когда кайзер был вынужден отречься, а Германия объявлена республикой, часть региона всё ещё остаётся под немецким контролем. Квазиправительство БНР решает попытаться добиться признания у солдатских советов, организованных по примеру России немецкими солдатами, однако и тут не находит понимания. Солдат интересует лишь момент возвращения на Родину, до местных политических раскладов им уже нет никакого дела. В конце концов большевики занимают весь регион, а члены правительства БНР оказываются в Берлине. И здесь они не прекращают попыток добиться хоть какого-то признания. Организовывают консульство, ведут некоторую дипломатическую работу, максимальным достижением которой стало получение германских паспортов националистической эмиграцией. Но на этом успехи заканчиваются. Немцы прямо им заявляют, что не воспринимают правительство БНР представителями некой государственности, но считают их группой политических эмигрантов, лишённых какого-либо влияния в регионе, который они пытаются представлять. Подобная формулировка полностью соответствовала действительности, и та часть националистов, которая последовала в Германию, с этого момента уходит с исторической сцены вплоть до новой оккупации в 1941 году. Однако тем, кто оказался на территории Польши, ещё предстоит проявить себя в 1919 году. Что же касается советских войск, то к концу января 1919 года они без какого-либо сопротивления со стороны белорусских националистов занимают почти всю территорию края (сопротивления оказывали лишь немцы, стараясь закрепиться на узловых железнодорожных станциях, и украинские части, которые претендовали на Гомель и ряд других белорусских городов).

Таким образом, всего в течение нескольких месяцев и на Украине, и в Беларуси значительная часть местных социалистов перешла от деклараций прогрессивных демократических программ к прямой поддержке иностранной оккупации. Национализм, к которому постоянно смещались местные националисты и который заявляет о необходимости автономии и даже независимости, становится помощником в разграблении страны и способствует подавлению сопротивления со стороны собственного народа. Большевики же, которых ещё в 1917 году обвиняли в работе на Германию, создав Красную армию, становятся единственной силой, сражающейся за сохранение независимости.