В первой половине мая сопредседатель Фонда энергетических стратегий Дмитрий Марунич в комментарии для телеканала NewsOne заявил о том, что Россия получила контроль над экономикой Украины. Такая оценка была вызвана новостью о введении спецразрешений на экспорт нефтепродуктов на Украину, которые будут обязаны получать все компании, поставляющие моторное топливо украинским потребителям.

В нашем интервью мы попросили Дмитрия более детально осветить вопрос торговли нефтепродуктами в треугольнике Россия — Беларусь — Украина, а также коснулись некоторых сопряжённых тем.

— Начнем с ваших тезисов, высказанных в начале мая. Россия вводит спецразрешения на экспорт нефти и нефтепродуктов. Вы тогда сказали, что это чревато ещё большей зависимостью Украины от российских энергоносителей. Я помню, что год назад, тоже в мае, Россия ввела спецразрешения на экспорт автогаза.

— Было дело.

— Это расширение практики?

— Чтобы ответить на этот вопрос утвердительно или отрицательно, нужно дождаться 1 июня. Но пока ситуация складывается таким образом: видимо, будет создаваться единый экспортный канал, который и монополизирует эти поставки. В основном нефтепродуктов, конечно, поскольку значимых поставок российской нефти на Украину не было с 2007 года [после силовой смены менеджмента компании «Укртатнафта», в результате чего российская «Татнефть» была отстранена от управления предприятием. «Татнефть» подала иски в международные суды и даже выиграла их, однако до сих пор не смогла добиться компенсаций. — Ред.].

А у нефтепродуктов доля большая — только по дизельному топливу 40 % рынка [у российского топлива. — Ред.].

По всей видимости, российское руководство преследовало такие цели. Я далёк от мысли, что условная «Роснефть» получит разрешение и больше никто не получит (хотя так тоже может быть). Образовали трейдера «Протон энерджи» (формально он западный), он является контрагентом «Роснефти», и больше сжиженный газ оттуда никто не возит. Но я не думаю, что в этом случае снова будет так. Просто появится такой вот рычаг политического давления, поскольку понятно: нет разрешения — нет поставок. Идея понятна: если Украина будет проявлять недоговороспособность, она может столкнуться с ограничением поставок, которые способны вызвать существенный дисбаланс на рынке, поскольку заместить 40 % рынка будет невозможно.

— Россия известна своим стилем: всё упорядочивать, подводить под какой-то общий знаменатель. Спецразрешения на экспорт нефтепродуктов можно считать таким упорядочиванием?

— Можно сказать, что да.

— Следует ли ожидать такого же упорядочивания в отношении угля?

— Хороший вопрос. С углём есть отличие, там негосударственные компании в основном. Поэтому я бы с уверенностью о таком не говорил, примерно 50/50. Тут правительство рискует вмешаться в деятельность частных компаний. Они, конечно, скрепя сердце согласятся, но явно будут не слишком рады такому регулированию. Но, повторюсь, пока я не вижу предпосылок для такого решения.

Тем более что это и необязательно. Ведь способы могут быть разными. Можно просто через РЖД не дать разрешения, обосновав его какими-то формальными поводами, — и всё, даже частники будут вынуждены остановить поставки.

— Давайте с другой стороны на это посмотрим. Возможно, конечно, так просто совпало, но заявление о введении спецразрешений прозвучало одновременно со сменой власти на Украине. Победу Зеленского ещё не объявили, но уже было ясно, что выборы окончатся в его пользу. Или это не совпадение?

— Да, я тоже думаю, что это своего рода призыв к украинской власти реализовывать более лояльную Москве политику.

— Тогда сразу другой вопрос: почему только теперь? Почему раньше их не вводили? Какие-то обязательства перед Порошенко?

— Сомневаюсь. Скорее даже наоборот: как элемент торга с правительством Порошенко спецразрешения просто не подействовали бы.

Порошенко и Гройсман не стали бы торговаться в таком ключе, а ввели бы ответные санкции. Что, кстати, и делали неоднократно. Т. е. это такой кивок в сторону нового президента. Другой вопрос — отреагирует ли теперешнее руководство Украины на спецразрешения так, как, возможно, хотелось бы российским властям.

— Так, с нефтепродуктами выяснили. А что у нас с нефтью?

—  Сразу скажу, что на фоне того состояния, в котором находятся украинские НПЗ, кто-то в РФ будет всерьёз лоббировать возобновление поставок.

— Окей, тогда сразу перейдём к нефтепереработке. Насколько она жива/мертва?

— Она скорее близка к мёртвой. Работает один Кременчугский НПЗ, да и тот процентов на 20 своей мощности. А, ну и государственный Шебелинский ГПЗ, который частично нефтеперерабатывающий. Но основной его профиль — переработка газоконденсата. Т. е. считаем, что полтора завода работает.

В общем, даже у работающих состояние таково, что у них слабо получается конкурировать с импортным топливом из Беларуси и России.

— Но ведь в последнее время Украина, наоборот, нарастила свою долю рынка по бензинам.

— Да, «Укртатнафта» нарастила, но считать ли это преломлением тренда? Во-первых, почему тогда не заработали другие заводы? Во-вторых, они нарастили долю на падающем рынке — потребление бензина на Украине падает с начала 2010-х. И если не будет принято никаких ограничительных мер по импорту [лоббисты «Укртатнафты» неоднократно предлагали правительству квотировать импорт НП из России и Беларуси. — Ред.], то у украинской переработки просто нет потенциала для роста.

Есть и другие причины. Западноукраинские заводы Коломойского за эти годы просто умерли, их давно уже используют разве что в качестве нефтебаз. Завод в Лисичанске находится в непосредственной близости от зоны боевых действий. Одесский НПЗ было бы запустить реальнее всего, учитывая, что нефть Украина импортирует исключительно морем. Но там слишком запутанная ситуация: он принадлежал Сергею Курченко, тот отдал его в залог банку ВТБ, ситуация с российскими банками на Украине сами знаете какая... В общем, непонятно, кому он сегодня принадлежит.

— С технической стороной понятно, тем более что тут мало что поменялось в постмайданные годы. А что с сырьём? Сегодня основной поставщик нефти на Украину — Азербайджан. Есть ли другие источники?

— Любой источник, о котором мы будем говорить (за исключением нефти из РФ), будет дорогим. Были небольшие поставки из Ирана в прошлом году [8-10 % импорта. — Ред.], причём не исключено, что они поставлялись по схеме замещения. Но опять-таки это небольшие объёмы, потому что, если пытаться выстраивать какие-то глобальные схемы замещения, мы всё равно приходим к необходимости договариваться с Россией. Можно и с Азербайджаном, однако будет дороже логистика, а значит и конечная себестоимость топлива. Т. е. мы снова возвращаемся к моменту ценовой конкуренции украинского топлива и белорусско-российского импорта.

— Вернёмся ещё раз к теме доли импортного, в частности российского, топлива на Украине. Понятное дело, что Россия не Украина и устраивать блокаду ради блокады никто не станет. Но если чисто гипотетически такой вариант допустить, где Украина будет брать топливо в таких объёмах и на сколько дороже это обойдётся?

— Беларусь (если, конечно, на неё в этом плане не начнёт оказывать давление Россия), Литва, Польша, частично Румыния. К нынешней цене это будет плюс процентов 15–20, но это потом, когда ситуация выравняется, а сначала ещё ведь будет ценовой шок. Трейдеры к такому точно не готовы, запасов серьёзных ни у кого нет, все торгуют «с колёс». Т. е. будет примерно то же самое, что год назад с автогазом [тогда из-за недостатка топлива его розничная цена подскакивала на 50–60 %. — Ред.].  

Плюс есть логистические ограничения, которые также могут влиять на цену: печальное состояние локомотивного парка «Укрзализныци» не секрет, т. е. всё это будет ехать с задержками. Коллапса, конечно, не будет, но будет серьёзный кризис.

— В 2017 году между руководством РФ и РБ возникла дискуссия по поводу прибалтийского транзита нефтепродуктов — в России дали понять, что хотели бы перетянуть его в Усть-Лугу. Давали даже серьёзные скидки на ж/д тариф, но потом всё заглохло.

Нет ли у вас ощущения, что запрет на реэкспорт топлива как-то связан с той прошлогодней историей: белорусов как бы стимулируют продавать своё (именно своё) топливо на Украине, а не гнать через порты Прибалтики?

— Мне кажется, что нет. Они ведь, наоборот, заинтересованы в диверсификации рынков и наращивании объёмов. Нет, я не вижу, как это могло бы сработать. Будем говорить прямо: это означает обрезать сбыт «Роснефти» здесь, чтобы заработал Лукашенко. Зачем?

— А если допустить вариант дележа рынков? Лукашенко получит дополнительный сбыт на Украине, а то, что Новополоцк недопоставит через Прибалтику в Европу, получила бы «Роснефть» через ту же Усть-Лугу. И все довольны.

— Не думаю. Мне кажется, это слишком сложная схема.  К тому же информационно это в последнее время как раз наоборот выглядело: белорусскому президенту пеняли за продажу дизтоплива для украинской армии.

Поэтому могу только повторить: мне кажется, что логика российского руководства в реформировании экспортной политики НП для Украины максимально проста — приглашение нового президента к диалогу.

— На Украине розничные цены на нефтепродукты существенно выше, чем в Беларуси и в РФ, но ниже, чем в странах ЕС. Однако и для России, и для Беларуси она интересна с точки зрения логистики: доставить сюда топливо стоит относительно дёшево. Какова вообще маржинальность украинского рынка в сравнении с тем же европейским, насколько он ценен?

— Для Беларуси, безусловно, это ценный рынок, практически весь экспорт Мозырского НПЗ ориентирован на Украину. Для России украинский рынок менее важен, у неё в структуре экспорта гораздо больше нефти, а её-то Украина у РФ не покупает. Если ранжировать, то для России он будет где-то в конце первой десятки.

Логистика, конечно, важна, но со стороны Украины постоянно звучат угрозы каких-то санкций, квот. Поэтому мне кажется, что, хотя за последние год-два доля российских нефтепродуктов на Украине выросла, вряд ли российские производители будут стремиться наращивать её и дальше. Пока что риски от присутствия превышают выгоды. Иначе мы бы видели другую динамику, в первую очередь расширение сбытовых сетей.

— Кстати, о российском экспорте нефти. Как вы считаете, насколько велики для России репутационные риски от ситуации с транзитом загрязнённой нефти?

— На мой взгляд, ничего непоправимого не случилось. Да, инцидент неприятный. Пока никто из крупнейших покупателей российской нефти в Европе не заявлял об отказе от дальнейшего сотрудничества. Эти объёмы попросту нечем и некому заместить. Саудовская Аравия заместить не сможет [западноевропейские НПЗ преимущественно перерабатывают тяжёлые сорта нефти, в частности российскую Urals. — Ред.].

— На днях появилась информация о том, что белорусские чиновники предложили российской стороне выкупить 1,2 млн тонн находящейся в Беларуси нефти по цене 15 долларов за баррель.

— Это очень большой дисконт.

— Да, но была бы для России такая схема потенциально интересной, есть ли смысл торговаться? Ведь это ускорило бы восстановление транзита в Европу.

— Это будут решать собственники, будут считать экономику. Если решат, почему бы и нет? Но вряд ли за 15 долларов за баррель, учитывая, что Urals сегодня на рынке стоит порядка 75 долларов за баррель. Мне сложно сказать, какой дисконт был бы приемлемым в данном случае, но, думаю, не выше 40–50 %. От мировой цены, конечно же, а не от той, по которой сегодня покупает российскую нефть Беларусь.