Центральный комитет Коммунистической партии Китая выступил с инициативой исключить из конституции положение о том, что председатель и вице-председатель КНР могут «занимать должность не более двух сроков подряд». Если такие поправки будут утверждены, это позволит председателю КНР Си Цзиньпину переизбраться на новый, третий срок в 2023 году. В этом свете полезно вновь обсудить российско-китайские отношения, которые зачастую получают неверную трактовку в средствах массовой информации.

Судьбоносный съезд

В октябре прошлого года, как известно, в Пекине прошёл съезд китайской компартии, который китайская пресса до сих пор называет не иначе как «судьбоносным». А недавно министр иностранных дел КНР Ван И заявил о том, что доклад Генерального секретаря ЦК КПК Си Цзиньпина на съезде является не чем иным, как «учебником по современному Китаю».

Отметим, что внешнеполитическая тематика в докладе главного и единственного на сегодняшний момент китайского лидера, чьи идеи уже вписаны в Устав партии как «квинтэссенция практического опыта и коллективной мудрости партии и народа», а также «руководство к действию при осуществлении партией и народом великого возрождения китайской нации», занимает мало места. Внешнеполитический раздел доклада составляет чуть более двух страниц китайского текста, и основное внимание в нём уделено строительству «сообщества единой судьбы человечества» и характеристике международной обстановки в целом.


При этом Си Цзиньпин, по сути, повторил формулу деления стран мира, предложенную ещё на предыдущем съезде своим предшественником Ху Цзиньтао, которая, в свою очередь, косвенно перекликается со знаменитой теорией Мао Цзэдуна о «трёх мирах». В соответствии с этой формулой все страны мира для Китая делятся на три вида: крупные страны (даго), сопредельные страны (чжоубяньгоцзя) и развивающиеся (фачжаньчжун гоцзя). Изменился только перевод, предлагающийся китайской стороной для первой группы стран: если в русскоязычной версии доклада Ху Цзиньтао это были «развитые страны», то теперь их перевели как «ведущие страны». В отношении них нужно, во-первых, «продвигать координацию и сотрудничество», а во-вторых, «установить такие рамки отношений, в которых они бы развивались в целом стабильно и сбалансированно» (пер. – А. О. Виноградов). Заметим, что задача построения с этими странами «нового типа отношений», которая ставилась в докладе Ху Цзиньтао, теперь больше не ставится. То есть она, видимо, считается выполненной.

В отношениях с двумя другими группами стран добавилась концепция «亲诚惠容» (цинь чэн хуэй жун) по отношению к сопредельным странам, которая переводится китайцами как «доброжелательность, искренность, взаимовыгодность и инклюзивность». Заметим, что в этой концепции также присутствует иероглиф 惠 (хуэй), использованный для характеристики отношений с соседями и в докладе Ху Цзиньтао. Этот иероглиф, если свериться со словарём, имеет значение «милость, благодетельствовать, оказывать честь, пожаловать, удостоить», что не совсем равноценно переводу «взаимовыгодность». Кстати, и первый иероглиф, переведённый как «доброжелательность», имеет значение «родственный», так что перевод тоже не совсем точный.

Россия, казалось бы, входит во все три группы стран и потому представляет для Китая очень большое значение. Однако мне уже приходилось не один раз писать о том, что это не совсем так. В число развивающихся стран Китай Россию никогда не включал и не собирается, Россия для него — наследница Советского Союза и относится к развитым странам Европы. В то время как Китай, несмотря на поразительные успехи своей экономики и огромные размеры, — страна по-прежнему развивающаяся. Вернее, если использовать китайские формулировки, «самая крупная из развивающихся стран» и «лидер среди развивающихся стран». И понятно, что конкуренция на этом поле Китаю не нужна. Недаром наиболее острые отношения у Китая с партнёром по БРИКС Индией.

В число «крупных» (или «ведущих») стран Китай Россию вроде бы включает. Причём в последнее время даже более чем настойчиво — отношения между КНР и РФ в пропагандистских материалах, особенно на русском языке (см., например, журнал «Китай» за июль 2017 года), представляются даже как «образец отношений между крупными державами». Однако при этом нет-нет да и проскальзывают, даже в интервью того же министра иностранных дел Ван И, «проговорки» по поводу того, что «отношения между крупными державами» — это на самом деле отношения Китай — США. А отношения со всеми остальными странами — это просто «межгосударственные отношения». В любом случае Россия для Китая прежде всего входит во вторую группу, то есть в число стран, которых Китай своим развитием «облагодетельствует».

Мифы российско-китайских отношений

Сразу скажу, что это отнюдь не единственный случай, когда российско-китайские отношения представляются в более «хорошем» свете, чем есть на самом деле. В том числе и экспертами, комментирующими декларируемый с 2014 года «поворот на Восток». При этом несомненно, что Китай на сегодня является ведущим партнёром России как в экономической, так и в политической области. А отношения с Китаем являются (или, по крайней мере, должны являться) главным направлением внешней политики РФ. И именно поэтому здесь необходим беспристрастный и откровенный разговор и анализ. Нужно не поддаваться магии слов и не заниматься самоуспокоением, а видеть конкретные различия в подходах и конкретные проблемы. И тщательно с ними работать в пользу сближения позиций и нахождения точек соприкосновения.

Происходящее в последние годы определённое «приукрашивание», даже мифологизация российско-китайских отношений, попытки представить их исключительно в безоблачном свете на самом деле мешают видеть существующие проблемы и находить пути и возможности для их решения. Что отнюдь не способствует развитию отношений между нашими странами в направлении долгосрочного сотрудничества. На мой взгляд, подобное «приукрашивание» происходит с двух сторон, хотя и по разным причинам, о которых можно поговорить отдельно. Пока отметим основные точки мифологизации.

Одна из них — это характеристика нынешнего этапа в отношениях двух стран как «наилучшего в истории отношений», которая одно время присутствовала и в заявлениях высшего руководства РФ. Напомним, что для российской историографии «наилучшим периодом» в отношениях наших стран всегда было принято считать период первой половины и середины 50-х годов ХХ века, когда Советский Союз и Китайская Народная Республика были связаны Договором о дружбе, союзе и взаимопомощи. И Советский Союз, в полном соответствии с буквой и духом этого договора, такую помощь Китаю всемерно оказывал (в КНР она тогда с полным основанием называлась «братской помощью»). Нам кажется, что об этом периоде отношений не стоит забывать (а тем более интерпретировать характер советско-китайских отношений в тот период в духе последующих высказываний Мао Цзэдуна).


Второй миф относительно российско-китайских отношений — это заявления о том, что в 2000-х годах стороны окончательно решили (или «закрыли») вопрос о российско-китайской границе. Действительно, в результате заключения Договора 2001 года двум сторонам удалось договориться о линии прохождения границы на всех участках, кроме двух островов у Хабаровска. В 2004 году после проведения размежевания в районе этих островов (имеются в виду острова Тарабаров и Большой Уссурийский) была решена и эта проблема. Однако заметим, что характер размежевания вызвал довольно неоднозначную реакцию не только со стороны российского населения (посчитавшего, что российская сторона отдала свои исконные территории китайцам), но и со стороны китайской общественности, до сих пор уверенной в том, что оба этих острова должны полностью принадлежать Китаю.

Не стоит забывать и о том, что в китайской историографии по-прежнему исходят из позиции, заявленной Мао Цзэдуном в 1964 г., в соответствии с которой Россия в своё время захватила 1,5 млн кв. километров китайской территории. Несмотря на то, что в процессе нормализации отношений между нашими странами в 1989 г. было принято решение начать, по словам Дэн Сяопина, «с чистого листа», факт «захвата» Россией огромной китайской территории, которую КНР считает исторически своей, преподносится китайскому населению как «непреложный». И именно в таком ключе изучается в школах и вузах Китая.

Ещё один широко распространённый миф, часто повторяющийся и с китайской, и с российской стороны, касается совпадения стратегических позиций и интересов России и Китая, вплоть до предложений о заключении военного союза. Если мы говорим об объективном совпадении долгосрочных глобальных интересов народов двух стран, нуждающихся в мире и развитии, а также в установлении более справедливого порядка в международных делах (включая борьбу за изменение сложившейся мировой финансовой и экономической системы), то да, разумеется, они совпадают, хотя и тут далеко не во всём. Однако при этом существуют конкретные различия в позициях двух стран по различным международным проблемам, объясняющиеся их различным положением и различным местом в системе международных отношений, в том числе в структуре мировой экономики. А также различным подходом к решению определённых международных вопросов.

Например, в 2014 году во время голосования в ООН по вопросу о признании итогов референдума в Крыму Китай воздержался (так же, как и другие наши партнёры по БРИКС — Индия, Бразилия, ЮАР), поскольку придерживается позиции невмешательства во внутренние дела других стран и принципа территориальной целостности (таким образом, фактически выступает против вмешательства РФ и отделения Крыма).

Другой пример. Когда мы говорим о том, что «Россия и Китай выступают против попыток отрицания, искажения и фальсификации истории Второй мировой войны и отстаивают её итоги», не стоит забывать, что не только в ряде западных стран, но и в Китае сегодня активно осуществляется пересмотр истории Второй мировой войны в попытках доказать, что именно Китай понёс в ней наибольшие жертвы и внёс наибольший вклад в победу над фашизмом и милитаризмом.

Точно так же, когда мы говорим о том, что «стратегическим консенсусом» России и Китая является противодействие международному терроризму, мы не всегда учитываем тот факт, что Россия и Китай вкладывают в понятие международного терроризма разное содержание. В то время как для России это прежде всего ИГИЛ, для Китая главным противником является Исламское движение Восточного Туркестана и другие уйгурские националисты.

То же самое касается и сотрудничества в сфере безопасности в целом. Например, в опубликованной в январе 2017 года Белой книге КНР по сотрудничеству в сфере безопасности в АТР в перечне важных для Пекина механизмов в сфере безопасности ШОС занимает предпоследнее место, а структура ШОС по борьбе с терроризмом — РАТС — не упомянута вообще. А одну из первых строчек по важности в списке занимает новый антитеррористический механизм с участием Китая, Афганистана, Пакистана и Таджикистана, который не включает Россию и не связан с ШОС.


Подобных примеров можно приводить много. Серьёзные различия в подходах существуют не только по ситуации на Украине и вопросу принадлежности Крыма, но и по событиям в Сирии, и по поводу путей и способов «сопряжения» проектов ЕАЭС и «Один пояс, один путь» и др. В очень многих случаях можно обнаружить различия и в подходе сторон, и в понимании причин и следствий происходящих процессов.

Лукавый рост

Отдельно стоит разговаривать об экономике и торгово-экономических отношениях двух стран, где вышеупомянутое «приукрашивание» характерно в первую очередь для российской стороны, включая высших должностных лиц. Например, постоянное подчёркивание того факта, что количественный рост взаимной торговли после резкого падения в 2015 году (на одну треть — с 90 с лишним млрд долларов до 63) с 2016 года вновь возобновился. Это действительно так: в 2016 году товарооборот составил, по китайским данным, 69 с половиной млрд (по российским — 66 млрд), в 2017 году — 84 млрд (это по данным китайской таможни, российская свои ещё не предоставила). Однако считать факт роста взаимной торговли, как это делает, например, премьер РФ Дмитрий Медведев, однозначно положительным явлением вряд ли оправданно. При сложившейся структуре взаимной торговли и при том, что главной причиной её сокращения было падение курса рубля в конце 2014 года, сегодняшний рост означает, по сути, то, что Россия продаёт Китаю большее количество сырья по более дешёвой цене и покупает продукцию китайского машиностроения по более высоким ценам. Именно это, кстати, на самом деле имелось в виду, когда тот же премьер подчёркивал, что в 2015 году товарооборот между нашими странами, хоть и упал в ценовом выражении, в физическом объёме даже вырос.

То же самое касается победных реляций о том, что существенно выросли (в 2016 году до 2,14 млрд) экспорт продукции российского машиностроения в Китай и экспорт сельскохозяйственной продукции (до 1,5 млрд). Рост несырьевого экспорта — действительно положительное явление, однако нужно осознавать, что машиностроение в российском экспорте даже после роста составляет менее 7%, а сельскохозяйственная продукция (в которой подавляющая часть по-прежнему — продукция рыбного хозяйства) — и того меньше. А основным драйвером этого роста также явилось резкое снижение обменного курса рубля.

Далеко не однозначно обстоит дело и с электронной торговлей, рост которой преподносится как развитие инноваций и сотрудничества в сфере «новой экономики». Нынешняя электронная торговля, по сути, заменила «челночную торговлю», поощрение которой в 90-е годы способствовало массовому оттоку валютных средств из РФ и огромному росту коррупции. Рост электронной торговли объясняется отсутствием регулирующих нормативных документов и приводит к тому, что покупки россиян в Китае (которые, по некоторым подсчётам, составляют 3–4 млрд долларов в год) не облагаются ни налогами, ни таможенными пошлинами. При этом мизерные объёмы российских электронных продаж в Китае объясняются отсутствием у российских компаний опыта работы, недостаточными усилиями по «брендированию» и т. п.

А то, что происходит в области китайского туризма в Россию (в 2017 году Россию посетили 1,5 млн туристов из Китая, в 2016 их было 1,3 млн, что больше, чем из всей Европы вместе взятой), заслуживает отдельного разговора. Вместо того чтобы привлекать в Россию иностранную валюту и способствовать росту имиджа нашей страны, китайский туризм в РФ приводит к прямо противоположным результатам — оттоку валюты (подавляющая часть потока — до 95% — обслуживается т. н. «серыми» китайскими фирмами, использующими свою деятельность для «отмывания» зависших в России ещё во времена Черкизона денег) и крайне неблагоприятному впечатлению, которое создаётся у побывавших в нашей стране китайцев (процент приезжающих в РФ повторно близок к нулю).

Повторим, это не мешает искать точки соприкосновения, совсем наоборот: только при фиксации различий можно искать и находить то общее, главное, что нас сегодня объединяет и сближает.

Подчеркнём ещё раз, что Китай сегодня — главный и наиболее важный партнёр РФ на международной арене, что обусловлено не только ухудшением отношений России со странами Запада, но и сложившейся международной ситуацией в целом. Однако при этом не следует забывать о том, что Китай — крайне сложный партнёр, не только преследующий в мировой политике свои собственные интересы, но и умеющий жёстко их отстаивать. И эти интересы далеко не всегда и не во всём совпадают с интересами России.