Именно язык является одним из важнейших средств самоидентификации человека. Особое внимание к этому нюансу проявилось отнюдь не только в современных условиях, когда, как известно, война ведётся в первую очередь не за территории и ресурсы, а за умы. Ещё с самых древних времен победители, завоёвывая какую-либо территорию, пытались заставить побеждённых разговаривать на своём языке, объявляя туземные наречия уделом униженных и презираемых. Такие нравы дожили и до нашей эпохи, что и доказала ситуация, наблюдаемая в бывших республиках Советского Союза.

Ареал русского сокращается

По мнению учёных, испокон веку и до наших дней центральными элементами любой культуры или цивилизации являются язык и религия. При развале больших империй на территории их бывших «осколков», достигших независимости, именно поощрение развития и использования местных языков, равно как и борьба с языками империи, всегда были одним из основных способов, при помощи которых национальные элиты определяли свою идентичность. Миллионы, вброшенные в обработку сознания молодых поколений, оборачиваются миллиардными прибылями в недалёком будущем, когда «перекодированные» сами приносят всё требуемое на блюдечке.

«Конец советской империи и "холодной войны" дал импульс к распространению и возрождению языков, которые либо подвергались гонениям, либо были забыты. В большинстве бывших советских республик были приняты значительные усилия по возрождению традиционных языков. Эстонский, литовский, латышский, украинский, грузинский и армянский стали теперь национальными языками независимых государств. В мусульманских странах произошло такое же лингвистическое самоутверждение. Азербайджан, Кыргызстан, Туркменистан и Узбекистан сменили кириллицу своих бывших советских господ на латинский алфавит турецких братьев, а говорящий по-персидски Таджикистан позаимствовал арабскую письменность», — бесстрастно пишет Сэмюэл Хантингтон в своём «Столкновении цивилизаций».

Действительно, цивилизационный проигрыш Советского Союза, превращение России во всего лишь региональную державу тотально сократило количество носителей русского языка: сейчас в мире таковых насчитывается 260 миллионов человек, а в 1990-м их было 312 миллионов. Минус 52 миллиона за 27 лет! Иначе чем катастрофическими, такие показатели не назовёшь. Собственно говоря, из всех постсоветских государств тотальному вытеснению русский язык не подвергся разве что в Белоруссии. В остальных государствах ведётся непрерывное воздействие на культурное ядро русской общины, дабы «перековать» её представителей в носителей «титульной» национальной идентичности. Результаты такой стратегии можно наглядно наблюдать на сегодняшней Украине, где толпы людей с русскими именами и фамилиями беснуются, изрыгая самые страшные проклятия в адрес России и её населения. Подобная же политика, хотя и не столь успешно, воплощается и в Прибалтике, где большое внимание уделяется тому, чтобы воспитать юных русских соотечественников в антироссийском духе.

Количество носителей русского языка за 27 лет снизилось на 52 млн человек. Это связано с агрессивным наступлением других языков на территории бывшего СССР и сокращением мирового влияния России.

Именно на примере Прибалтики можно проследить, что истребление русскоязычного образования проводится в рамках многолетней продуманной стратегии. В данном плане символическими являются признания латвийского политика Кришьяниса Кариньша, члена правящей в этой стране партии «Единство», депутата Европарламента. В начале 2012 года он заявил в интервью изданию Playboy: «Мы должны дать им безопасность, уверенность в том, что они нужны. Не надо бороться с русскими на территории Латвии! Мы хотим противостоять Москве, но это противостояние ощущают те русские или русскоязычные, которые уже живут в Латвии. Они не московские русские, они наши. В наше общество их нужно вводить уже со школьных лет, потому что сорокалетних убедить трудно». В качестве примера Кариньш ссылается на самого себя — даже если бы он и захотел, то не смог бы стать стопроцентным французом или немцем, хоть бы и выучил языки этих народов, их историю и культурные обычаи: «Но я бы всё равно никогда не стал бы одним из них. А вот если бы я там жил и мои дети выросли бы там, они смогли бы ассимилироваться. Значит, нам надо, чтобы те русские, которые здесь растут, выросли латышами. Да, сейчас это политически еретическая мысль. Нам надо понять, что интеграция ведёт к ассимиляции, и это должно быть нашей целью — ассимилировать их детей».

Методы вытеснения

Каким же образом предлагается провести ассимиляцию? Здесь Кариньш абсолютно откровенен: «Надо ликвидировать и латышские, и русские школы. Нам нужна единая система государственных школ, куда приходят дети из разных семей, а в классе учатся по-латышски. Точка и аминь! Только там можно ликвидировать двухобщинную ситуацию. Это надо начинать постепенно и с первого класса». Кстати, именно в Латвии вокруг русских учебных заведений разыгрались наиболее драматичные события. В 2004 году власть попыталась упразднить русский как язык преподавания в школах, находящихся в местах компактного проживания нацменьшинств (в первую очередь это Латгалия и Рига). Но тогда прошли многочисленные массовые выступления и манифестации учеников и их родителей. В результате государство согласилось на «билингвальный вариант», при котором половина предметов изучается русскими школьниками на родном, а половина — на латышском. Люди, кстати, упорно держались за русский отнюдь не только из приверженности национальным корням, ими руководили и узко практические соображения. Ведь по сравнению с латышским русский язык куда богаче, разнообразнее, обладает значительно более обильным научно-понятийным аппаратом, даёт доступ к богатой сокровищнице русской культуры — этим он и привлекателен, причём не только для его прирождённых носителей.

Акция по защите русского языка в Латвии.

Однако все последние годы вождь радикальных националистов Райвис Дзинтарс усиленно талдычил, что «билингвальное образование продолжает раскалывать общество». Поэтому возглавляемый им коалиционный Национальный блок добивался окончательного изгнания русского из школ (в государственных вузах всё обучение ведётся исключительно на латышском ещё с начала 2000-х). И добился-таки — в октябре 2017 года правительство Латвии объявило о том, что в ближайшие три года состоится окончательный перевод средних школ нацменьшинств на латышский. Но националистам этого мало, они настаивают, что латышизировать надлежит всю систему образования, начиная с детских садов. Как известно, недавно похожий закон о ликвидации русских школ приняли и на Украине, что вряд ли является случайным совпадением. При этом русские общины в обоих государствах слишком слабы и разобщены, чтобы эффективно отстаивать свои права, чем и пользуются «законодатели».

Существуют фактические данные, что за время планомерного искоренения русского образования всё меньше молодых русских соотечественников ассоциируют себя со своими национальными корнями, с родной культурой и историей. Эти люди становятся ресурсом для совсем других цивилизаций. Сходная с Латвией ситуация наблюдается в соседних Эстонии и Литве. Руководитель клайпедского отделения Ассоциации учителей русских школ Литвы Андрей Фомин свидетельствует:

«Нас, конечно, очень сильно подкосили принятые здесь поправки к закону об образовании, согласно которым обучение части предметов в местных школах было переведено на государственный язык. Они оказали очень плохое влияние на психологическое состояние многих родителей наших детей. Не секрет ведь, что русская община в Литве весьма неоднородна. В её рядах есть, разумеется, высокообразованные люди, прекрасно осознающие всю необходимость сохранения родного менталитета, но имеется и немало обывателей, озабоченных в первую очередь материальными и бытовыми интересами, а вопросы самоидентификации отодвигающих на второй план. Это нормально. И именно люди подобного сорта, исходя из принятых поправок, сделали простой вывод: раз уж литовскому языку уделяется сейчас такое повышенное внимание, коли его внушают настолько интенсивно и настойчиво, если нынче введены единые требования по государственному экзамену по литовскому, то какой смысл вообще отдавать ребенка в русскую школу?! Мы это очень хорошо почувствовали, когда приток детей в такие школы резко сократился. И напротив, в некоторых городах и районах состав школ с литовским языком обучения почти на тридцать процентов пополнился детьми из русскоговорящих семей. Теперь они формируются как носители в первую очередь литовской культуры. У них ведь даже русский язык уже весьма своеобразен: в нём присутствуют фонетические особенности, присущие скорее литовскому».

Школа — это важнейшее поле идеологической войны. Поэтому в республиках бывшего СССР ведётся бескомпромиссная атака на русские школы с целью ликвидации остатков русскоязычного образования.

Перековка соотечественников

В свою очередь представитель НКО «Русская школа Эстонии» Алиса Блинцова говорит, что здешние нацменьшинства (в основном это русские) живут в Таллине и составляют 66,1% населения столицы. Кроме того, много русских проживает в промышленном районе на северо-востоке республики (в Нарве они составляют около 97% жителей города). Однако за последние 20 лет доля русских школьников снизилась с 37% до 22%. Это происходит из-за отъезда людей из страны и низкого уровня рождаемости, а также из-за переориентации на обучение на государственном языке. C 2008 года русские школы под давлением государства планомерно переводят преподавание большинства предметов на эстонский. «Должна сказать, что я, в принципе, почти не встречала русскоязычных, полностью поддерживающих эту школьную реформу. Конечно, есть и такие, которые хотят максимально ассимилироваться, интегрироваться в эстоноязычную среду, но даже их зачастую коробит от грубости и топорности методов, с помощью которых государство истребляет русскую школу», — поясняет Блинцова.

Однако какими бы топорными ни казались методы, они действуют. «Хочешь победить врага — воспитай его детей. Эту древнюю истину никто не отменял. Ликвидация образования на русском языке в Прибалтике вдохновит украинских, казахских националистов, а затем метастазы перекинутся (процесс уже идёт) и внутрь России, в национальные республики (Татарстан и проч.). Школа — это важнейшее поле идеологической войны, не менее важное, чем война за природные ресурсы», — предупреждает активист русской общины Латвии Владимир Линдерман. О том же, но уже своими словами говорят и сторонники «латышского национального государства». Так, в последних числах ноября 2017 года влиятельная латышская журналистка Элита Вейдемане на страницах издания Neatkarīgā Rīta Avīze («Независимая утренняя газета») поделилась впечатлениями своей подруги от поездки в Даугавпилс. Как известно, во втором по величине в Латвии городе Даугавпилсе 90% населения исторически составляют русскоязычные. Это вызывает недовольство Вейдемане и её многочисленных единомышленников, считающих, что русскую общину в Латвии необходимо либо ассимилировать, либо выдавить из страны.

«Моя подруга с семьёй в этом году 18 ноября (день провозглашения независимости Латвии. — Авт.) уехала в Даугавпилс — отпраздновать государственный праздник. Прогулялась, насладилась городом — чисто, красиво, люди вежливые. "Всё хорошо, только это не город Латвии. Почти никто не ответил нам на латышском, не говоря уже о том, чтобы у кого-то на груди красовалась ленточка с национальным флагом. Мы с ленточками были единственные, — рассказала она. — Да и празднование государственного праздника в городе было таким... никаким. Мол, ну раз надо, то мы сделаем этот салют. В сопровождении абсолютно неподходящей музыки..."» — пишет Элита Вейдемане.

«18 ноября было тёплым и искрящимся, хотя иногда казалось, что наша страна где-то далеко, а Даугавпилс является городом иностранным… Это странное отчуждение: мы вроде бы знаем, что Даугавпилс — латвийский город, но, с другой стороны, мы больше не чувствуем его нашим. Хотя в Даугавпилсе есть университет, есть школы с латышским языком обучения, в конце концов, есть латыши. И, как сказал моей подруге один местный житель, в последнее время по-латышски начали говорить даже в государственных учреждениях... Да, действительно, прогресс. Хотим ли мы все, чтобы Даугавпилс оставался русским городом? Или чтобы он вошёл в Латвию? В последнем черносотенном шествии ("черносотенцами" Вейдемане называет русских активистов, ратующих за сохранение родного языка в школах нацменьшинств. — Авт.), которое имело место в Риге и агитировало за образование не на госязыке, были заметны и плакаты с названиями городов Латгалии. Рижане узнали, что Даугавпилс и Резекне призывают к образованию на иностранном языке, потому что "они в Латвии, они платят налоги и хотят, чтобы в государстве было обеспечено образование на русском языке". Трудно, правда, понять, как можно совместить заявления "они — это Латвия" и "обеспечить образование на русском языке". Но говорят, что расстройства мышления всё же можно вылечить…» — уверяет латышская журналистка.

Впрочем, Элита Вейдемане находит основания для оптимизма. «Положение городов Латгалии в лингвистическом смысле весьма рискованно, поэтому им следует уделить более пристальное внимание. Смогут ли министерство образования и правительство в целом контролировать положение государственного языка в латгальских школах? Достаточно ли будет учителей, которые смогут организовать процесс обучения на латышском языке? Языковед Янина Курсите заявила, что Даугавпилсский университет уже готовит таких учителей. Тогда есть надежда, что в скором времени в Даугавпилсе (и других местах) мы сможем праздновать государственные праздники в латышском духе», — заключает Вейдемане.

Жизнестойкость проросшего сквозь асфальт подорожника

Искоренение русского на Украине, в Прибалтике входит в число тем, которые часто находят своё отображение в российских СМИ. Куда меньше пишут про аналогичные вещи, творящиеся в постсоветских республиках Средней Азии, а иногда как будто специально стараются делать вид, что ничего подобного там не происходит. Свежий пример подобного конфуза — председатель СФ Федерального Собрания РФ Валентина Матвиенко, приглашённая в Ашхабад на церемонию открытия «Азиады-2017», заявила там: «Туркменистан, его руководство очень мудро поступает, когда даёт возможность с детского сада, в школах, в вузах изучать русский язык, сохранять его в республике и тем самым даёт возможность молодёжи страны получать образование, изучать великую русскую культуру на подлинном языке и создаёт условия для развития и сохранения наших дружеских, культурных, исторических связей».

Между тем в Туркменистане на данный момент работает только одно русскоязычное учебное заведение — школа им. Пушкина при посольстве РФ в Ашхабаде. В некоторых бывших русских школах оставлены лишь по одному-двум классам с русскоязычным обучением, пользующимся, кстати, очень большим спросом даже среди этнических туркменов. Однако попасть в эти классы можно только при наличии статуса переселенца в РФ или за взятку от нескольких сот до нескольких тысяч долларов. Подобная ситуация в Средней Азии почти повсеместна. Ведь даже успешный и вроде бы дружественный России Казахстан старается воздвигнуть между собой и ей лингвистический барьер, доказательством чего стало решение о переводе казахского алфавита к 2025 году на латиницу.

С другой стороны, не надо недооценивать и жизнестойкость русского языка, который, как показывает практика, зачастую способен выживать даже в самых неблагоприятных условиях. В качестве лабораторно чистого примера можно рассмотреть ситуацию всё в той же Латвии с её многочисленной русскоязычной общиной (до 35%) населения. Да и большинство латышей, особенно старшего возраста, владеют русским вполне сносно. Однако для официального устройства на любую работу, хоть директором, хоть дворником (и не только в государственном секторе, но и в частном!), представителю «нетитульного населения» необходимо обладать специальным удостоверением, подтверждающим знание «государственного языка». Данные удостоверения-«аплиецибы» бывают трёх степеней (А, B и C) и выдаются по результатам экзаменов.

Если хочешь занимать высокую должность, то ты обязан иметь «аплиецибу» степени С, подтверждающую владение языком на высоком уровне. Однако даже если такое удостоверение у тебя есть, полного спокойствия ощущать ты не можешь. Тебя в любой момент могут вызвать в Центр госязыка на проверку (раньше инспекторы практиковали выезд на рабочие места), скажем, по доносу какого-нибудь «доброжелателя». Такая практика очень распространена, доносы стекаются в ЦГЯ в большом количестве. Если окажется, что латышский ты подзабыл, то тебе могут влепить крупный денежный штраф. Если спустя время выяснится, что ты свой государственный язык не усовершенствовал, то можешь лишиться места. Вышвырнуть с работы в Сейме или региональном муниципалитете способны даже депутата, хотя его избирает народ, а не языковые инспекторы. Более половины всех своих штрафов ЦГЯ применяет за «неупотребление государственного языка в объёме, нужном для выполнения профессиональных обязанностей», а остальные — за реализацию товаров без маркировки на латышском языке или за отсутствие перевода инструкции к товару, за вывески и объявления, не переведённые на госязык. Кроме того, официальные органы регулярно выступают с призывами общаться на рабочих местах только на «государственном языке».

Мэр Риги Нил Ушаков большинство записей в «Фейсбуке» делает на двух языках — латышском и русском.

Вводя драконовские меры против русского, их инициаторы рассчитывали, что «нетитульники» либо уедут из республики, либо быстро ассимилируются. Однако получилось во многом по-другому. На нынешнем этапе сфера услуг составляет львиную часть экономического сектора Латвии. Для работы в данном секторе знание русского жизненно необходимо. Несколько лет назад депутаты Сейма от латышских партий озаботились статистическими данными, согласно коим в крупнейших городах республики наблюдается абсолютная самодостаточность русского языка, особенно в частном бизнесе. Неудивительно: хотя в этих городах проживает не менее половины населения, но лишь 40% из них является латышами (нельзя забывать и о многочисленных туристах, приезжающих из Российской Федерации). Так что работодатели стремятся устраивать у себя русскоязычных, поскольку основная часть их клиентов и деловых партнёров также говорят по-русски. В этой ситуации многие из тех латышей, кто не знает русского языка, оказываются неконкурентоспособными на рынке труда. Они не могут устроиться не только во многие частные фирмы, но даже и в госучреждения, если среди их клиентов преобладают те, кто говорит только на русском.

Лидер националистического объединения VL-ТБ\ДННЛ Райвис Дзинтарс сетует: «Если молодому человеку посчастливилось вырасти в Цесисе, Руйиене, Кулдиге, Талси, Смилтене или другом латышском городе, где знание русского языка не является само собой разумеющейся необходимостью, то сегодняшняя безработица может оказаться для него роковым обстоятельством. Ему придётся покинуть родную землю и отправиться в современную ссылку в Ирландию, Великобританию или другую страну… Было бы понятно, если бы уехать были вынуждены те, кто не знает государственного языка, но происходит наоборот».

Действительно, юные выпускники латышских школ и даже вузов постоянно жалуются в социальных сетях, что не могут найти в Риге, Даугавпилсе и некоторых других городах хорошую работу, поскольку не владеют русским. Русскоязычная пресса не без удовольствия цитирует подобные жалобы: «Количества рабочих мест, где не требуют хорошего знания русского, недостаточно для выпускников латышских школ». Отмечается, что в силу иронии судьбы, рассуждая об уровне владения русским языком, латыши пользуются теми же категориями, которые государство ввело для «нетитульников», чтобы определить их уровень владения латышским: А, B и C. Причём, как оказывается, некоторые молодые представители титульного населения не знают русского даже на самую низкую категорию — A. Их растили с твёрдым убеждением в том, что «язык оккупационной армии» в жизни им не понадобится. Однако на деле получается ровно наоборот: юное поколение латышей оказалось в роли «навёрстывающих» — многие стремятся поскорее выучить русский. Причём учат даже там, где, казалось бы, сфера «вражеского языка» давно кончается: в эмигрантских колониях в Англии и Ирландии. Латышские законодатели безуспешно пытаются поправить ситуацию, вводя запреты работодателям относительно «необоснованных требований знания иностранных языков».

Русский язык умеет выживать в неблагоприятных условиях. Он обладает обильным научно-понятийным аппаратом, даёт доступ к богатой сокровищнице русской культуры — этим и привлекателен.

С другой стороны, русскоязычным не надо тешить себя ложными иллюзиями. В 2003-2004 годах на митинги в защиту русских школ выходили порою по несколько десятков и даже сотен тысяч человек — родители, дети, педагоги, представители неравнодушной общественности. Сейчас собрать на подобный митинг лишь одну тысячу человек уже считается большим успехом. В 2004-м Латвия вступила в Евросоюз, границы открылись, и начался до сих продолжающийся массовый исход населения в другие государства в поисках лучшей жизни. И в первых рядах уезжали именно представители русскоязычной общины — самые пассионарные, энергичные и трудолюбивые. Таким образом, власти «сбросили пар» в закипающем «котле», и теперь угроза взрыва исчезла. Проиграв коллективно, люди избрали индивидуальные способы спасения и «голосуют ногами», растворяясь в чужих этносах. В этой ситуации дальнейшая борьба за сохранение остатков русского образования в странах Балтии уже вряд ли принесёт какие-то плоды…