Пресса в ЕС относительно событий в Белоруссии очень часто сообщает одно: авторитарный режим Александра Лукашенко противостоит демократии, народному движению за свободные выборы и такой же свободный рынок. Но так ли всё обстоит на самом деле? Не подменяют ли либеральные политологи и журналисты смысл понятия «демократия», преследуя свои цели. А белорусская бюрократия — так ли она вредна для развития и так ли велика в её лице помеха изменениям в духе политического многообразия и большей свободы рынка?

В современной политике игр с понятием «демократия» и отсылов к нему куда больше, чем реальных демократических практик. Неолиберализм никак не способствует их расцвету и на Западе — в ЕС или США. Либеральные государства в честной политологии назывались бы не демократиями, а олигархическими республиками, которые скорее удаляют общество от более демократичных форм управления, чем приближают его к ним. Власть в них принадлежит немногим (олигархам в исторически правильном понимании слова),  а широкие слои общества могли оказывать влияние на государства, пока имели массовые структуры, и влияют ныне в той мере, в какой их сохранили.

Борьба за демократию является борьбой народных масс за большую долю влияния на государственные дела, если она вообще ведётся реально. Если эти массы вообще имеют время заниматься общественными делами, не увлечены иным — зарабатыванием денег и обустройством собственной жизни. Чаще же всего «борьба за демократию» используется неолиберальной партией, ныне всё более оппозиционной в России и многих других евразийских государствах с самостоятельной администрацией (независимой от США и ЕС), в формате борьбы за «либеральные ценности». Это всё потому, что там укрепилась местная бюрократия. Она крепка и в Белоруссии. Но как ещё можно проводить там самостоятельную политику, если иностранные структуры покупают в вашей стране политиков, писателей и журналистов едва ли не пачками?

Эти либеральные прозападные лидеры оппозиции воспринимают демократию не как цель своей жизни («Отдать власть народу!»), а как способ мобилизации части «низов» для решения чуждых их интересам задач. Как это делала одна из элитарных групп на Украине, населению этой страны будет трудно забыть и спустя много лет. Никакой свободы и демократии оно, естественно, не получило. Впрочем, это не мешает Владимиру Зеленскому, Арсению Яценюку и другим деятелям украинской «свободы» учить белорусов бороться за власть народа и справедливость. Цинизм этих уроков беспределен.

Спекуляций на тему демократии в осовремененной политике оказывается так много именно потому, что само явление демоса присутствует слабо. И дело не в том, что у нас нет рабовладельческого демоса, а в том, что у нас нет обширного класса людей со свободным временем, которое можно было бы обратить при желании на общественные дела. Автоматизация решения проблем быта и накопление имущества, если говорить, например, о России, далеко ещё не создали условий для рождения демоса новой исторической реальности. Но что такое «демос»? Это люди с обилием свободного времени, которое они могут потратить на участие в общественных делах и управление государством.

Современный городской средний класс наивен, исторически малограмотен и управляем — ведом при помощи либеральных манипуляций. Он выделяется только своим потреблением, но никакой особой политической роли это потребление не создаёт. Сам этот класс — явление междуклассовое, в марксистской терминологии. То есть это не общественный класс, а смутная общность, в которой соединены люди наёмного труда, предприниматели, самозанятые и рантье. Либеральные политологи воспевают эту общность как опору демократии, которая на практике не является демократией, а лишь той или иной формой республики. Причём республики бывают и бюрократические. Это те самые «диктатуры развития» в мягкой или жёсткой форме, которые были оценены современной макросоциологией как экономически эффективные.

Об этом наиболее ярко пишет Георгий Дерлугьян, ученик и друг ныне покойного Иммануила Валлерстайна. А Валлерстайн уже классик — основатель миросистемного анализа, научивший мир словам «центр» и «периферия».

Но что там со средним классом и массами? В дефиците ныне не только горизонтальные связи между людьми (общинность в её буржуазном смысле), но и мысли о создании структур этой горизонтальности. Зато представители «демоса» полны по духу олигархических личных амбиций, далеки от культа знания и личной чести, деньги и собственность для них не единственная, но центральная мера вещей. В странном состоянии всюду находится общественная мораль. В ней как бы царит двоевластие: гуманистические ценности сосуществуют с антигуманистическим культом материального благополучия, достигаемого любой ценой. Эта «расшатанность нравов» работает против вызревания подлинной демократии, подобной своими прямыми формами древней афинской предтечи.

Вот всё это и позволяет либеральным политологам безнаказанно фантазировать на тему форм существования демократии и свои фантазии выдавать за якобы реальные модели, как поступает, например, Екатерина Шульман. Так «теория» создаёт агитационный материал, с помощью коего можно расшатывать реально существующую форму республики. А они не идеальны, как далека от идеала «белорусская модель власти». Зато в ней обнаружилась целостность системы бюрократии, которая под давлением обстоятельств (массовые протесты и нажим Запада) отказалась от многолетней многовекторности Лукашенко и начала догадываться, что выживание её и страны вообще зависит от принадлежности к более широкой общности, к российской государственной системе. Одновременно в Белоруссии и России открылась проблема слабой вовлечённости обывателя в общественные дела, картонности партий и потребности в большей опоре на моральные ценности времён СССР.

Тем временем на примере Украины нетрудно видеть, какие плоды приносит разрушение постсоветской системы управления и подчинение страны влиянию Запада. А всё это имеет результатом вовсе не расцвет свободы и народного управления, а установление агрессивной и жёсткой олигархической власти, да ещё и зависимой от внешних сил. Даже конституционной её можно назвать лишь условно. Как в Российской империи XVIII в. абсолютная монархия была ограничена дворцовым переворотом, так «демократия» на Украине ограничена вооруженными бандами «патриотов Украины» и иными любителями произвола. Но разве Белоруссия застрахована от такой «демократии»?

В августе 2020 г. белорусская система власти пережила стрессовую ситуацию. В процессе роль президента уменьшилась, хотя стала более символической, а роль госаппарата возросла. Его не удалось ни расколоть, ни парализовать. Его охватил ужас от увиденной перспективы — это имело место. Возникло и понимание, что с победой оппозиции придут внешние хозяева. А они не будут заинтересованы в сохранении постсоветской самостоятельной системы управления, кадровые чистки тут будут неминуемы. И никто не скажет толпе, как на Украине в 2014 г. при захвате административных зданий: «Только ничего не сломайте! Нам вскоре понадобится эта машина управления...» Потому для бюрократии (понимаемой широко, с включением военных) спасение в единстве с Россией. Для общества оно — в отрезвлении. Но нужны и реформы.

Позиция Лукашенко «или я президент, или "майдан"» не годится. Необходимо открытие каналов для уже произошедшего оживления общественной жизни при одновременном отсечении внешних дирижёров, западных держав. Нужно понять и рыночные иллюзии общества, дать ему больше свободы создания частных предприятий. Промышленность стоит спасать через создание единых российско-белорусских корпораций. Наконец, нужны партии разного спектра, открытая общественная дискуссия о путях выживания страны в условиях мирового кризиса, роста протекционизма и конфликтов между центрами капитализма — старыми, угрожающими белорусской экономике и обществу, и новыми, одним из которых является Россия.

Широкая спина Лукашенко плотно закрывала мир большой политики от масс, которым предлагалось работать и не отвлекаться. Настало время не только признать невозможность многовекторности, но и помочь массам понять, как же устроен современный мир, что подлинно ценно, а что является иллюзией. Белоруссия не может обойтись без реформ. Главное, чтобы было ясно: ныне имеет место не конфликт бюрократии и демократии, а обнажение противоречий белорусской политики, государства, общества и экономики. Проблем так много, что их необходимо начать решать как можно скорее. Но ничего хорошего нельзя сделать, не соединив потребности общества с планом экономического развития.