Экономический кризис, затронувший и Россию, и Беларусь, открыл дискуссию о поиске новых доходных отраслей. Традиционные источники пополнения бюджета были основаны на гипотезе что ресурсная экономика позволяет занять устойчивое место в глобальном рынке. Рыночная реальность оказалась намного суровее — в 21 веке недостаточно добывать и производить.

В сегодняшней модели наши корпорации попали в ситуацию догоняющего развития. Капитализацию обеспечивают IT-компании.

Правящие элиты, столкнувшись с реальностью кризиса, начали искать новые ресурсы развития. Одним из рецептов считается развитие IT-индустрии. Очень ярким кажется сравнение капитализации Instagram и БелАЗ, Facebook и Газпрома. Причем, эти сравнения настолько вызывающи, что возникает логичное желание — инвестировать все свободные капиталы в IT-сектор и ждать быстрых доходов.

Сколково в Москве, Парк высоких технологий в Минске, Иннополис в Татарстане — элементы IT-экономики уже проникают в реальность и воспринимаются как стратегические проекты, за которыми будущее.

Однако, насколько успешным станет будущее, в котором центральная экономическая роль будет отводиться IT-сектору? Будут ли граждане, занятые в электронной экономике лояльны государству и политической системе? Частью какого общества являются IT-граждане?

Вопросов больше чем ответов. А искать ответы придется, потому что формирование новой отрасли неизбежно приведет к переформатированию общества. На втором шаге под новое общество придется менять социально-экономическую модель.

Проблема первая: кем и где изымается добавленная стоимость IT-экономики

На первый взгляд кажется, что IT-отрасль кардинально отличается от иных секторов экономики. Действительно, сидит себе человек за компьютером, программирует, тестирует или рисует — а зарплата выше чем, у индустриального инженера, не говоря об учителе или медсестре. Может лучше всем стать IT-специалистами?

Однако реальность сложнее, чем благостные разговоры об электронной экономике.

Сверхкапитализация Facebook основана не на прогрессивности отрасли, а на монопольном извлечении добавленной стоимости новыми корпорациями. Отечественные IT-компании являются лишь операторами этого рынка, куда поставляют продукцию с низкой добавленной стоимостью — результат труда разработчиков, программистов, тестеров, инженеров и дизайнеров.

По большому счету никакой разницы между торговлей нефтью, лесом, чугунными чушками, бензином и созданием IT-полуфабрикатов нет. Во всех случаях наша экономика получает незначительную долю добавленной стоимости. Работает классическая схема распределения труда в интересах владельца средств производства — в данном случае Facebook, Twitter, Amazon и прочих сетевых корпораций.

Поэтому любые инвестиции в IT-экономику без борьбы за изъятия максимальной добавленной стоимости обернется такой же критической зависимостью, как сегодня от экспортно-сырьевой модели.

Глобальный IT-рынок работает по тем же биржевым принципам, что и финансовый. По сути IT-отрасль родилась в недрах банковской, которая стала стремительно развиваться в начале 90-х с помощью информационных технологий и уходить в виртуальную реальность.

Суть биржевой экономики заключается в формировании спекулятивного спроса и концентрации виртуальных сверхкапиталов. Почему Facebook стоит столько миллиардов? Ничем, кроме спроса нескольких миллиардов человек, во всем мире эта капитализация не обеспечена. То есть мы имеем дело с исключительно спекулятивным экономическим явлением, основанном на виртуальном спросе. Ответа на этот вопрос не даст ни один экономист и скорее всего произнесет традиционные либерально-монетаристские мантры о том, что сформировался новый рынок. И его невидимая рука в очередной раз все расставила по своим местам.

В реальности действительно был создан новый рынок. И в этот рынок мы в очередной раз попали в качестве периферии. Ничего нового не произошло – мы снова проходим 90-е, только на этот раз в IT-экономике.

Какова капитализация Facebook в Китае, где он просто отключен? Вероятно, никакая. Получает ли глобальный рынок свою долю добавленной стоимости от китайских соцсетей или она остается в экономике КНР? Ответ очевиден. Поэтому главный принцип в развитии электронной отрасли экономики — бороться за контроль над собственным рынком и постоянно усложнять производство. Потому что без этой меры можно превратиться в IT-офшор, где в лучшем случае будет оставаться подоходный налог и прочие мелкие сборы.

Все это мы проходили со спекулятивным банковским капиталом, который осуществлял короткие инвестиции, а на втором шаге выводил прибыль. Экономисты называют этот процесс «бегством капитала», но в реальности это обычная периферийная зависимость и ничем не отличается от обмена природных богатств на стеклянные бусы.

Проблема вторая: граждане IT-идентичности и социальное отчуждение

Как только мы соглашаемся на формирование периферийных принципов в экономике — начинается трансформация общества. Граждане, занятые в спекулятивных и глобальных отраслях начинают выделяться на фоне остальных членов общества.

Первый раз мы видели это явление на примере кооперативного движения — когда рост частного капитала в сфере услуг (кафе, шашлычные и видеосалоны), кустарного производства (вареные джинсы, зажигалки и сувениры) и торговли (рынки и комиссионные магазины) привел к деградации индустриальных отраслей. Причем произошло это не столько потому, что государство было неэффективным собственником — просто исчезла мотивация граждан работать в промышленном и научном секторе. Надо было быть фанатом, подвижником или бессребреником, чтобы в начале 90-х работать на заводе или НИИ, если можно торговать турецким ширпотребом или крутить боевики, жадным до зрелищ постсоветским гражданам.

Второй раз мы наблюдали схожий эффект в экономике после открытия рынка банковскому капиталу в середине 90-х–начале «нулевых». Всего за 10-15 лет банки из финансовых операторов превратились в центральных игроков экономики. И чем более национальная экономика была открыта «свободному инвестированию», тем быстрее происходили слияния, поглощения и деградация промышленного капитала.

В ходе этих трансформаций проходило отчуждение внутри общества. Сначала образовалась социальная группа «кооператоров и комсомольских бизнесменов», затем сформировались «банкиры и финансисты». То, что мы называем экономической элитой наших обществ, образовалось в ходе массового отчуждения граждан, занятых в «новых» отраслях экономики

С гражданами занятыми в IT-экономике сегодня происходят схожие процессы. Фактически мы имеем дело с массовым отчуждением IT-граждан, которые к тому же самоопределяются как носители глобальной идентичности. По своей социальной идентичности IT-специалисты похожи на финансистов и банкиров — мотивации связаны с тем, где размещается их капитал.

Поэтому чем больше будет IT-сектор в экономике, тем большим будет отчуждение. Какой смысл работать за 500 долларов чиновником или водителем если можно работать за 1500 тестером?

Социальная база что российской, что белорусской политической систем базируется на госслужащих и чиновниках, бюджетниках и пенсионерах, военных и силовиках, работниках и топ-менеджерах индустриальных предприятий, а также связанным с правящими элитами частным бизнесом.

Граждане IT-идентичности как и занятые в финансовом секторе в лучшем случае игнорируют общество и государство, а чаще всего выступают молчаливой фрондой или даже оппозицией. Чувствуя себя частью более глобального общества и получая экономические преференции от государства отчужденные социальные группы не становятся лояльными политической системе. Именно поэтому среди отчужденных социальных групп уступки государства воспринимаются как само собой разумеющееся.

В ситуации, когда отчужденные социальные группы начинают осознавать свою избранность, наступает время политических кризисов. Отчужденные граждане начинают формулировать политические интересы суть которых выражается в лоббировании одновременно еще больших преференций и свободы от государства.

Если пустить ситуацию на самотек, то государство останется один на один со всеми обязательствами и проблемами бюджета, а IT-элита сконцентрирует сверхкапиталы и просто вывезет их. Как это уже делала и делает до сих пор финансовая элита. Аналогично IT-элита будет считать себя гражданами глобального мира, а не конкретного государства или Союза. И политической элите придется с этим либо согласиться и принять такие правила игры. Либо системно бороться с отчуждением и возвращать граждан с IT-идентичностью в реальность.

Итак, в 21 веке перед государством стоит следующая политэкономическая дилемма: с одной стороны, необходимо развивать перспективную IT-отрасль, но несмотря на рост ВВП и налоговых отчислений, добавленная стоимость изымается за пределами национальной экономики, а сама отрасль порождает массовое отчуждение IT-граждан.

Думаю, что в текущих условиях что России, что Беларуси для получения максимального эффекта от инвестиций в IT-экономику надо двигаться в логике сверхконцентрации государственного капитала.

Государству необходимо стать главным игроком IT-рынка

Как показывает нам Союзный опыт последних 20 лет — наиболее успешным экономическим субъектом и оператором национального и глобального рынка является госкорпорация. Есть вполне успешные даже по мировым масштабам опыты – Росатом, БелАЗ, Авиа, – и судостроительные корпорации, Беларуськалий, МАЗ, Роснефть, Ростех, Газпром и так далее. Конечно, доля госкапитала в каждом конкретном случае может колебаться, но везде реализуется похожая модель. Госкапитал необходимо концентрировать с целью инвестирования и затем также концентрировано изымать добавленную стоимость в пользу государства.

Госкорпорация — это искусственная монополия, способная к реализации глобальных проектов и долгосрочному развитию.

Частный IT-капитал будет всегда стремиться оставлять в периферийной экономике Союза небольшую долю добавленной стоимости. Даже подоходный налог IT-капитал платит неохотно, стараясь перевести наемных работников в статус индивидуальных предпринимателей.

Государственная IT-корпорация должна стать монополистом на внутреннем рынке — госуслуги, защита данных, сотовые операторы, системы электронной безопасности – необходимо не просто закупать отечественный продукт, а производить его внутри IT-госкорпорации. Только таким образом можно изъять добавленную стоимость в пользу государства.

Формировать госзаказ — недостаточно. Необходимо максимально обеспечивать внутренний рынок IT-услуг и разработок. Причем, активно стимулировать потребление на внутреннем рынке. Полная информатизация госуправления, документооборота и администрирования уже давно назрела. Такая глобальная задача может стать стержнем и главным проектом для создания такой IT-госкорпорации. Иллюстрацией может служить современная история КНР. Так, китайская IT-госкорпорация была создана в 2003 году на базе главного технического университета страны — Tsinghua Holdings. Структура интересов и собственности китайской IT-госкорпорации разрослись до таких масштабов, что сегодня инвестирует 22 млрд долларов в производство полупроводников для того, чтобы выйти на мировое лидерство в отрасли.

Таким образом, меньше чем за 15 лет китайский университет стал ядром госкорпорации и теперь может бороться за лидерство в мировом масштабе.

Также очевидно, что в отношении частного IT-капитала, не предоставляющего полный цикл IT-производства внутри экономики Союза необходимо проводить позитивную дискриминацию. Чем ниже уровень IT-переработки, тем выше должно быть налоговое бремя. И наоборот, компании, обеспечивающие производство полного цикла, должны стимулироваться. Причем стимулироваться не столько монетаристскими методами вроде снижения налогов, сколько размещением подрядов через IT-госкорпорацию.

Работать в кооперации с государственным IT-капиталом должно быть также выгодно и престижно, как сегодня быть подрядчиком у Газпрома и Ростеха. Эта же кооперация будет способствовать преодолению отчуждения IT-граждан.

Включенность в бизнес-процессы на внутреннем рынке и вовлеченность в жизнь государственной IT-корпорации поможет преодолеть отчуждение граждан с глобальной идентичностью. Когда программист будет занят разработкой мобильного приложения для детского сада №7, а дизайнер будет рисовать макет для сайта пенсионного фонда Витебской области, тогда можно надеяться, что отчуждение будет преодолено.

Второй фактор преодоления отчуждения граждан с глобальной идентичностью заключается в сохранении консервативных подходов к среднему образованию.

Задача государства — подготовить гражданина, понимающего свою роль и место в обществе. Гражданская идентичность должна лежать в основании системы образования. Человек должен понимать кто и он и какое место занимает в обществе, чтобы не в будущем не стать отчужденным элементом. То есть необходимо избежать ловушки «новых знаний и технологий», когда занятые в более перспективной отрасли считают себя гражданами высшего сорта и глобальной идентичности. Образование и культура — это единственные сферы деятельности, которые закладывают фундамент будущей идентичности. Если человек с 12 лет настроен на то, чтобы эмигрировать либо устроиться на работу в иностранную компанию, то такая страна обречена. И дело не в доходах бюджета, спецслужбах и пропаганде — если не будут заложены  образовательные и культурные основы гражданской идентичности, то рано или поздно глобальная идентичность будет более современной, успешной и привлекательной.

В таком подходе негативные последствия IT-экономики могут быть сняты. Изъятая же добавленная стоимость, реинвестированная в союзную экономику, позволит развивать традиционные отрасли.

Таким образом, IT-капитал сможет стать нашей нефтью и калием будущего. Только уровень переработки будет выше. А добавленная стоимость на уровне производства атомных электростанций и авиалайнеров.