Современное мироустройство держится на двух китах: Вестфальской системе международных отношений, которую установили после кровавой Тридцатилетней войны, и Ялтинской-Потсдамской системе, ставшей следствием куда более кровавой Второй мировой войны.

Фундамент мировой системы торговли заложили в 1947 году Генеральным соглашением по тарифам и торговле, из которого в 1995 году выросла Всемирная торговая организация. Финансовая система базируется на Ямайской валютной системе, сменившей Бреттон-Вудские соглашения.

Последние 30 лет стали периодом масштабной перестройки системы международных отношений: крах СССР, распад Югославии с последующей операцией НАТО, одностороннее провозглашение независимости Косово, реинтеграция Крыма, шотландский и каталонский референдумы — всё это признаки распада Вестфальской и Ялтинско-Потсдамской систем, которые неизбежно будут заменены другой системой мироустройства.

В кризисе находятся и вторичные субъекты международного права: ООН как главная политическая площадка планеты, ВТО как система мировой торговли, МВФ и Всемирный банк как ключевые финансовые структуры.

Потому самое время понять, каким будет новый миропорядок, какой должна быть линия поведения Союзного государства и какая судьба ожидает международные организации.

Кризис национальных государств

Вестфальская система, выросшая из тезиса «чья власть, того и вера», породила суверенитет как полноту государственной власти на определённой территории с правом требовать невмешательства во внутренние дела государства, приоритет государств-наций с их национальными интересами, а также принцип обязательности договоров. Собственно, именно после Тридцатилетней войны, опустошившей Европу, и возникло международное публичное право как система правовых норм, которые утверждаются и исполняются государствами, являющимися первичными субъектами международного права (вторичные — это международные организации).

Ялтинско-Потсдамская система, которая сформировалась накануне холодной войны с её предельной идеологизированностью международных отношений и чёткими сферами влияния, формально прекратила своё существование с крахом СССР. В 1990-х, во время предельной слабости России и максимальной благосклонности Вашингтона к Москве, казалось, что времена противостояний ушли в прошлое и вскоре наступит тот самый обещанный Френсисом Фукуямой конец истории.

Однако Ялтинская система продолжает оказывать значительное влияние на мироустройство хотя бы потому, что принцип нерушимости государственных границ проистекает именно из ялтинского мироустройства.

С распадом СССР постсоветские республики пошли по пути национального строительства и принялись ускоренно навёрстывать упущенное за советские годы. В фундамент постсоветских республик заложены:

1. Приватизация советской собственности и недопустимость пересмотра её итогов;
2. Приватизация победы в Великой Отечественной войне, что выражается в утверждениях о том, что один из народов бывшего СССР внёс решительный вклад в войну (при этом игнорируется наднациональная общность — советский народ), или демонтаж и коренной пересмотр итогов ВОВ с реабилитацией (как юридической, так и идеологической) коллаборационистов.
   

Пожалуй, единственное исключение на постсоветском пространстве — Беларусь, где не было ни приватизации собственности, ни национальной приватизации победы в Великой Отечественной.

И миграционная, и культурно-образовательная с информационной политики направлены на ускоренное национальное строительство, закрепление распада СССР и недопущение его воссоединения.

Таким образом, постсоветское пространство «догоняет» европейские нации, которые в прошлом столетии разошлись по своим национальным государствам-«квартирам».

Однако процесс национального обособления способствует разрыву не только исторических, но и экономических связей. Например, мало кто из чиновников в России проводит экономическую политику, исходя из того, что Россия и Беларусь — это части некогда единого народно-хозяйственного комплекса, от объединения которых выиграют и Минск, и Москва.

Но чем меньше становится политический субъект, тем уже его внутренний рынок, ёмкость которого становится недостаточной для оптимальных 200 и выше миллионов человек, благодаря которым становится возможным вывести на самоокупаемость технологические разработки, и тем легче субъекту политики превратиться в объект, попав под влияние.

Важно отметить, что процесс национального дробления в ЕС отличается о того, что происходит в бывшем СССР.

Европейский сепаратизм — это регионализм при сохранении членства в объединении, евразийский сепаратизм — это полный разрыв в отношениях с Москвой и переориентация на внешние субъекты.

И шотландский, и каталонский референдумы — это не бунт против Евросоюза, а восстание региональных элит, поддержанных населением, против своих национальных государств — Великобритании и Испании. То есть это бунт богатых против тех, кто беднее, но при условии сохранения членства в ЕС.

То есть элиты Шотландии и Каталонии хотят избавиться от посредников в столицах своих республик и выстраивать политические отношения напрямую с наднациональным объединением в лице евробюрократии без разрыва каких-либо экономических связей. При этом европейская политика направлена на поддержание доминирующего положения наднациональной идентичности в противовес идентичностям национальным.

Дезинтеграция Европы в пользу Евросоюза

Таким образом, что бы ни делали европейские национальные и региональные элиты, технологическая зона как совокупность национальных рынков не уменьшается. Дробление национальных республик на экономическом уровне уравновешивается ЕС как мощной наднациональной структурой, притягивающей регионы.

Справка: ЕС на пути от экономического к политическому союзу

После Brexit в ЕС остались две лидирующие державы: Германия и Франция. Потому практически сразу же активно зазвучали заявления о необходимости углубления интеграции: президент Франции Эммануэль Макрон и канцлер ФРГ Ангела Меркель, похоже, достигли общего понимания (по крайней мере, на концептуальном уровне) по вопросу будущего ЕС и даже готовы к пересмотру европейских соглашений.

И Макрон, и Меркель намерены и дальше ограничивать национальный суверенитет стран-членов ЕС в пользу наднациональных органов. Проще говоря, Макрон и Меркель намерены превратить ЕС из экономического и валютного союза в союз политический.

В планах у Эммануэля Макрона:

1. Единая полицейская пограничная служба с общеевропейским бюро по делам беженцев;
2. Единая европейская разведывательная служба;
3. Единая европейская армия с общим оборонным бюджетом к 2020 году;
4. Ввести общеевропейский налог на выбросы вредных веществ;
5. Ввести единый налог для цифровых гигантов из группы GAFA (Google, Apple, Facebook, Amazon). Задача налога — обложить налогами не прибыль цифровых корпораций, а их оборот в каждой европейской стране, что позволит покончить с налоговой оптимизацией IT-гигантов. Глобальная цель этого налога — вернуть ЕС лидерство в сфере цифровых технологий в соответствии с программой действий «по европеизации цифровой политики» посредством создания единого рынка цифровых технологий.

Однако план Макрона споткнулся о парламентские выборы в ФРГ, где впервые за послевоенные годы в Бундестаг попали ультраправые, а партия Меркель лишилась сотни депутатских штыков. С новым составом парламента Меркель и Макрону будет достаточно сложно провести реформу ЕС.

Кроме того, в самом Европейском союзе есть подрывной элемент — страны Восточной Европы, которые ориентируются не столько на Берлин, сколько на Вашингтон, например, Польша, требующая от Берлина выплаты репараций.

Как в случае с национальным дроблением, выгодная Европе и её капиталу интеграция срывается по вине ультраправых и стран Трёхморья во главе с Польшей, вошедших под протекцией США в откровенный конфликт с Берлином.

Экономический базис вновь входит в конфликт с политической надстройкой. И от того, как будет решён этот конфликт, а также удастся ли реформировать ЕС, зависит политическое будущее Европы.

Однако и с экономическим будущим тоже не всё так радужно: ЕС оказался на экономическом распутье между США и Китаем.

Таким образом, в Европе нации противостоят регионам и вместо Европы наций могут построить Европу регионов.

Пространство бывшего Советского Союза при скачке «национального сознания», наоборот, подвергается экономической дезинтеграции: государственный переворот на Украине привёл к разрыву экономических связей с Россией и превращению Украины в рынок сбыта и сырьевую колонию европейского капитала. При этом Россия оказалась неспособна даже включить ЛНР и ДНР в созданную в 2014 году Евразийскую технологическую зону — республики, перестав быть Украиной де-факто, остаются для России де-юре частью украинского таможенного пространства.

Таким образом, экономики стремятся к соединению рынков и объединению капиталов, тогда как национальные и региональные элиты в бывшем СССР (за исключением стран-членов ЕАЭС) желают дальнейшего дробления, которое гарантирует им сохранение власти.

Проще говоря, экономика требует консолидации, тогда как политика — дезинтеграции, и экономический базис входит в конфликт с политической надстройкой, проигрывая ей.

Выйти из ловушки евразийского сепаратизма вполне возможно путём углубления интеграции на уровне Союзного государства и Евразийского союза.

Справка: интеграция в Евразии

В своём развитии Евразийскому союзу предстоит пройти те же этапы, что и Европейскому союзу.

Странам-членам ЕАЭС уже удалось создать зоны свободной торговли между собой и заинтересованными государствами, а также перейти от Таможенного союза к Евразийскому, углубив экономическую интеграцию.

Начато формирование общих рынков. С 2016 года создаются единые рынки фармацевтической продукции, грузоперевозок, авиаперевозок — «Единое евразийское небо», единый рынок электроэнергии и углеводородов. Этот этап проходит вполне незаметно для обывателей: их мало интересуют вопросы стандартизации технических регламентов и унификации законодательства.

В то же время ЕС (в рамках еврозоны) прошёл следующий этап интеграции и проводит общую экономическую и валютную политику. В ЕАЭС о единой валюте пока никто даже и не говорит — заявления об общих деньгах не находят поддержки у политических элит стран-членов.

И если ЕС уже вплотную подошёл к финальной части политической интеграции, то когда к ней приступят в Евразии (и приступят ли), — вопрос, на который нет ответа.

Важно понимать, что евразийская интеграция, в отличие от европейской, сталкивается с мощным противодействием части национальных элит республик-членов, внешних субъектов в лице Китая, США и Евросоюза, которые заинтересованы в торговой колонизации рынков стран ЕАЭС.

Уже были утрачены Украина, Молдова, Грузия, подписавшие евроассоциацию, превратившийся в газовую «автаркию» Туркменистан и Узбекистан с Таджикистаном, не говоря уже о Прибалтике, ставшей периферией ЕС.

Итак, национальное дробление в бывшем СССР приводит к выходу рынков национальных республик из некогда советской технологической зоны (что автоматически делает невозможным их присоединение к ЕАЭС и евразийской технологической зоне) и включению в европейскую технологическую зону.

У европейской интеграции противников как таковых не было: США были заинтересованы в объединённой Европе как противовесе СССР, Москва не имела каких-либо рычагов влияния на Европу, Китай был слаб, а в 1990-х, когда Европа переходила на евро, ей и вовсе никто не препятствовал.

Фактически сейчас в Евразии политикам приходится заниматься интеграцией, преодолевая мощное внутреннее и внешнее сопротивление: страны бывшего СССР потеряли 20 лет, которые могли бы быть использованы для углубления интеграции, а шанс на реформирование СССР по образцу ЕС был утрачен ещё в 1990 году.

И от того, удастся ли углубить евразийскую интеграцию, провести сопряжение Евразийского и Союзного государств, создать единые рынки и наладить эффективную работу евразийских органов, повысить ценность союзов для населения, создать механизмы противодействия центробежным тенденциям по образцу ЕС, зависит будущее Евразии.

Если не создать единую Евразию, экономики СГ и стран-членов ЕАЭС рискуют быть зажатыми и постепенно колонизированными европейским или китайским капиталом.

***

1. Постсоветское пространство продолжает распадаться и становится частью когда европейского рынка (Украина, Грузия, Молдова), когда, скорее, китайского (Туркменистан тотально зависит от экспорта газа в КНР, у Китая большая доля в добыче углеводородов в Казахстане, Киргизия специализируется на реэкспорте китайских товаров). При этом европейский сепаратизм пока не направлен против ЕС и не приводит к тотальному разрушению экономических связей с выходом из общего рынка. Евразийский сепаратизм приводит к полному разрыву экономических и политических связей с утратой суверенитета и превращением в сырьевой придаток внешних сил;
2. США способствовали объединению Европы, а теперь делают ставку на её дезинтеграцию, поддерживая тенденции регионализма в ЕС после того, как переговоры о трансатлантической ЗСТ зашли в тупик;
   
3. ЕС для стран-членов оказывается стабилизирующей силой и крайне привлекательным для населения, которое ощущает выгоду от интеграции в виде Шенгена, отмены мобильного роуминга, единой валюты. Пока ЕАЭС или СГ не смогут предложить таких же ощутимых благ для населения своих стран-членов, оно не начнёт ценить данные объединения. Однако этому мешают разные бизнес-модели, противостоящие друг другу компании, которые без вмешательства высшего политического руководства стран не могут перейти от конкуренции к кооперации;
   
4. От того, удастся ли Берлину и Парижу реформировать ЕС, не допустить превращения европейского регионализма в пользу Брюсселя в европейский сепаратизм против Евросоюза, завершить формирование объединённых европейских корпораций, зависит будущее Европы;
   
5. ЕС может пойти по пути превращения из конфедерации в федерацию и превратиться в единый экономический и политический субъект, а может подпасть под влияние США или раствориться в Китае.
   

Кризис глобальной политики

В кризисном состоянии находится и ООН как первая действительно планетарная площадка, чьей задачей была институционализация конфликтов между державами.

ООН в лице Генассамблеи не способна решить ни один мировой конфликт, а Совбез фактически превратился в место для выражения принципиальных позиций мировых держав. Постоянные члены Совбеза ООН крайне редко приходят не то что к консенсусу, но и к компромиссам.

Между Лигой Наций и ООН всё меньше различий.

Подобное состояние ООН не устраивает ни США, ни их противников, в первую очередь, Россию и Китай.

19 сентября 2017 года Трамп с трибуны ООН раскритиковал организацию за излишнюю бюрократизированность и неэффективность.

«ООН не достигла полного потенциала из-за бюрократии и неправильного менеджмента. Мы не видим результатов, соответствующих нашим вложениям... Нам нужна ООН, которая восстановит доверие людей по всему миру… ООН не должна быть заложником прошлых методов, которые не работают.»

Дональд Трамп.

Однако видение будущего ООН у сторон совершенно разное.

Трамп предложил «сделать Объединённые Нации великими» и разработал 10 пунктов по реформированию организации, к обсуждению которых присоединились свыше 140 стран мира. Реформы в основном касаются финансово-организационных вопросов.

Цель Трампа — сократить расходы на ООН на 40% (США обеспечивают 22% взносов в основной бюджет ООН и почти 29% поступлений на миротворческие операции). В июне Генассамблея ООН под давлением со стороны Белого дома проголосовала за сокращение на 600 млн ежегодного бюджета на миротворческие миссии, а в апреле 2017 года Белый дом объявил о прекращении финансирования Фонда ООН в области народонаселения.

Возможно, что в будущем Трамп может сократить и финансирование миротворческих миссий: в данный момент Вашингтон оплачивает 28,5% соответствующих расходов. В прошлом Белый дом уже требовал сократить свою долю до 25 или даже 20%: весьма вероятно, что Трамп будет на этом настаивать и впредь.

Россия, Китай, Франция и ещё 4 десятка стран мира документ не поддержали, заявив, что реформу ООН нужно проводить не декларативно, а на основании всеобщего обсуждения основных её шагов.

Проблемы и с реформированием Совбеза ООН: США и их союзники выступают или за исключение России из данной структуры, или за ограничение права вето, тогда как многие страны призывают к качественному и количественному расширению состава Совбеза.

И никакого согласия по вопросу реформирования ООН нет и, вероятно, не будет.

Справка: бюджет ООН

Ежегодные расходы ООН даже с учётом инфляции в 40 раз выше, чем в начале 1950-х годов. В настоящее время организация включает 17 специализированных учреждений, 14 фондов, а также секретариат с 17 департаментами, в которых трудится 41 тысяча человек. Её регулярный бюджет, который согласовывается каждые два года, вырос более чем в два раза за последние 20 лет — до 5,4 млрд долларов. Бюджет на 2017 год составляет 2,77 млрд долларов.

Но это лишь малая часть всех расходов. По данным издания, операции по поддержанию мира обходятся каждый год ещё в 9 млрд долларов, эти средства идут на содержание 120 тысяч миротворцев, главным образом в Африке. Некоторые миссии длились более десяти лет. Кроме того, существуют добровольные взносы, которые направлены на урегулирование стихийных бедствий, от правительств отдельных государств и разных учреждений, таких как ЮНИСЕФ. Их объём вырос в 6 раз за последние 25 лет — до 28,8 млрд долларов.

Даже с учётом этих факторов некоторые агентства предупреждают, что ООН находится на грани банкротства.

Впрочем, в середине 90-х годов организация уже признавала себя банкротом из-за неуплаты взносов членами организации.

Сходная ситуация до недавних пор была и с реформированием Международного валютного фонда: с трудом, но в 2016 году всё же удалось перераспределить 6% квот. США, выступавшие противником данной реформы, столкнулись с критикой со стороны даже своих ближайших союзников.

Теперь у стран БРИКС 14,7% квот в данной организации — до права вето не хватило всего 0,3%. США же сохранили за собой право вето, так как у них осталось 17% квот.

Таким образом, США всячески препятствуют реформированию международных организаций, пытаясь сохранить своё влияние в МВФ как эффективном институте, и намерены снизить затраты на ООН, так как не заинтересованы в данной организации, привыкнув действовать самостоятельно.

Вашингтон явно делает ставку на пушки как последний довод королей: бюджет Госдепартамента на 2018 год планируют сократить на 28%, финансирование зарубежных ведомств по линии Госдепартамента уже сокращено.

При этом финансирование Пентагона увеличили до рекордных 700 млрд долларов, что свидетельствует лишь об одном: Америка завершает эпоху дипломатии и готовится к войне.

Интересно, что новая администрация Трампа санкционирует закупки даже того, что ранее считалось крайне дорогим и непрактичным, например, истребителей F-35.

***

1. Кризис миропорядка будет продолжаться: ООН уже подобна Лиге Наций и не может решить ни одну глобальную проблему, ВТО подрывается активным китайским нетарифным протекционизмом и просто желанием США остановить своих конкурентов с помощью экономических санкций, пусть они и разрушают тот мир, который ранее выстраивал Вашингтон. Квоты в МВФ перераспределили, однако у США по-прежнему остаётся право вето.
2. США создали с окончанием холодной войны архитектуру безопасности в Европе и Северо-Восточной Азии, а теперь подрывают её, не желая смириться с ростом военного могущества России и усилением Китая. При этом Россия выступает в роли политического бунтаря, тогда как Китай меняет мир экономически.
   
3. Пока Китай не может предложить миру проект развития, сходный с тем, что предлагал СССР. Вероятно, КНР и не планирует предлагать миру пойти по пути адаптации китайского рыночно-планового коммунизма к региональным особенностям. Китаю как вещи в себе вполне хорошо и так, потому КНР вкладывает деньги в интересующие страны, обеспечивает свой IT-суверенитет, развивает своё машиностроение.
   
4. Однако Китай предлагает ЕС и миру то, что теперь не могут предложить США: ёмкий рынок, экономику с минимальным влиянием политики и, главное, никакой американской экстерриториальности и санкций, с помощью которых США, например, могут принудить Германию к расторжению сделок с КНР или Россией. То есть КНР выступает силой, способствующей мирной трансформации системы международных отношений и торговли, тогда как США, утратив солидную часть экономического могущества, предпочитают разрушать то, что создавали предыдущие десятилетия.
5. Мир ждёт очередная трансформация международных организаций и слом миропорядка (возможно, и через мировую войну), потому присоединение к текущим международным организациям, стремительно деградирующим, например, к ВТО является весьма сомнительным шагом.
   
6. К трансформации международных отношений нужно готовиться и прорабатывать замену Вестфальской системе. Вместо наций на первое место в мире выходят интересы наднациональных объединений, а Ялтинское мироустройство с его принципом нерушимости границ уже давно стало скорее атавизмом, чем принципом: нет вечных границ и вечных организаций. И ко всему этому нужно быть готовыми как политически, так и экономически.