Крымский прецедент имеет ряд значимых аспектов, требующих серьёзного осмысления как на глобальном, так и на региональном уровне.

Если говорить о глобальном аспекте, то присоединение Крыма к России и жёсткое непризнание этого шага со стороны Запада является ярким симптомом эрозии формата национального государства и основанной на нём системы международных отношений.

Национальное государство всегда несло в себе внутреннее и хорошо известное противоречие между принципами права на самоопределение и нерушимости и международного признания национальных границ. Это противоречие в конечном счёте привело к появлению феномена непризнанных государств и территорий со спорным статусом (а Крым, что греха таить, является такой территорией).

Сам по себе крымский прецедент в этом плане не уникален, такие территории возникали в прошлом и, думается, будут возникать и в дальнейшем. Они как-то приспособились жить в условиях формального непризнания/неопределённости своего статуса, более того, делают это зачастую весьма успешно, как, например, Тайвань. В этом плане Крым, за которым стоит вся ресурсная база России, находится в очень неплохом положении. Тем не менее рост числа непризнанных государств и спорных территорий означает рост хаотизации и неопределённости всей системы международных отношений.


Известная шутка «Дайте мне другой глобус» перестаёт быть шуткой. В белорусских магазинах, к примеру, на полке могут рядом стоять глобусы, где Крым обозначен и как российский, и как украинский. Разные страны «рисуют» собственные глобусы, формируют собственную «воображаемую географию», которая неизбежно входит в конфликт с «воображаемой географией» соседей.

Национальное государство — крайне жёсткий и негибкий формат. В условиях глобализации система национальных государств ведёт к политической и административной раздробленности, которая не позволяет создавать эффективные механизмы принятия решений на наднациональном уровне.

А потребность в таких механизмах становится всё более настоятельной. Одно время казалось, что ЕС смог предложить эффективное сочетание принципов национального суверенитета и наднациональной интеграции. Сегодня мы, похоже, наблюдаем блестящий провал этой иллюзии. Ещё более наглядно это видно на постсоветском пространстве, где любые проекты интеграции натыкаются на непробиваемую стену узконационального эгоизма правительств и элит. Ситуация становится ещё более проблемной, когда в неё привносится фактор непризнанных государств и спорных территорий с неизбежной конфликтностью вокруг них.

Всё это ставит на повестку дня пересмотр всей существующей системы международных отношений, выработки новых механизмов управления и принятия решений в масштабах планеты, формирования новых лояльностей и идентичностей. Безусловно, это отдалённая стратегическая перспектива, а нынешняя система со всеми её «вирусами» имеет ещё большой запас прочности. Однако, если ничего не делать, раньше или позже она обрушится, и процессы социального переформатирования обретут стихийный и неуправляемый характер.

Все эти проблемы крымский прецедент наглядно продемонстрировал и на региональном, постсоветском уровне.

Для интеграционных проектов с участием России Крым стал серьёзным вызовом. Как известно, Москва никак не согласовала решение о присоединении Крыма со своими партнёрами по ЕАЭС и ОДКБ просто потому, что сами механизмы такого согласования отсутствуют.

В результате партнёры России оказались в странной ситуации «политического двоемыслия», разрываясь между необходимостью оставаться в рамках системы международного права и отношений, в которой Крым украинский, и союзническими связями с Россией, стремящейся легализовать новый статус Крыма.

Присоединение Крыма к России вскрыло и кризис доверия между Москвой и её союзниками по интеграционным инициативам. Крым актуализировал подзабытый было страх перед «российским империализмом». В Казахстане, к примеру, вновь вспомнили о проблеме «северных территорий», в большой степени фантомной, но крайне нервирующей «патриотические» круги страны. Даже в Беларуси, где нет выраженного регионального антагонизма, некоторые ретивые «патриоты» начали выискивать каких-то «сепаратистов». На официальном уровне эти темы, понятно, не поднимаются, однако так или иначе они создают крайне неблагоприятный фон для евразийской интеграции.

Отсутствие общей внешнеполитической стратегии, в том числе и в связи с Крымом, также способствует накоплению противоречий, взаимных обид и претензий. Впрочем, это является частным проявлением общей рассогласованности политики между участниками евразийской интеграции, каждый из которых ставит в приоритет свой узкий «интерес», не торопясь согласовывать и обсуждать его с партнёрами.

Статус Крыма как де-факто российского в условиях международного непризнания — долговременная реальность. В рамках существующей системы международных отношений эта проблема, скорее всего, решения не имеет. Вернее, решение одно — жить «в обход» формальных правил и процедур, как это и делают все непризнанные государства и спорные территории.

Столь же долговременным, хотя, думается, не критическим, будет и негативное влияние неурегулированного статуса Крыма на евразийскую интеграцию, тормозящее формирование наднациональных центров принятия решений и выработки общей стратегии развития. Кроме того, Крым — далеко не единственная проблема такого рода для ЕАЭС. Ведь есть ещё и Нагорный Карабах со своим клубком противоречий и конфликтов, двусмысленностью в российско-армянских отношениях из-за не совпадающих интересов Еревана и Москвы в отношении Азербайджана. Крым здесь является частным проявлением общей проблемы — крайне затруднённого встраивания современных национальных государств в какие-либо интеграционные проекты.