2020 год с COVID-19 по праву можно назвать иллюстрацией пословицы «От тюрьмы и сумы не зарекайся». Около 4 млрд человек по всему миру заперты в своих жилищах, включая 146 млн россиян, которые ждут условно-досрочного освобождения (УДО) из-под домашнего ареста и в равной степени боятся как вируса, так и грозящей им безработицы.

Нет сомнения, что карантин рано или поздно закончится, заболевших вылечат, но мир, государство и общество уже никогда не будут прежними. И дело не столько в самом вирусе (это отнюдь не первая пандемия или эпидемия, которую пережило человечество), а в том, что простейший РНК-вирус запустил третью волну мирового финансово-экономического кризиса.

Не вирус породил огромную массу экономических и общественно-политических противоречий — они копились десятилетиями. Но COVID-19 стал катализатором, который ускорил их проявление. В этих условиях давать прогнозы — дело вдвойне неблагодарное, однако попробовать всё же стоит.

Власть и общество

Несмотря на относительно невысокую смертность от COVID-19, вирус наносит колоссальный удар по властям: сперва провоцирует панику, затем заваливает больницы заражёнными, а после ввергает население в шок тысячами умерших ежедневно.

Поэтому вирус опасен не только для людей, но и для государства — оно может просто не пережить пандемию.

Сами же власти оказываются заложниками ситуации и вынуждены решать деструктивную дилемму: игнорировать вирус ради экономики, наблюдая за нарастающей нервозностью и паникой населения, или же останавливать экономику и запирать людей в их жилищах в надежде на то, что они поймут важность принимаемых мер.

При этом нет никаких гарантий, что население поймёт и примет выбор властей.

Однако люди, глядя на беспрецедентные меры по борьбе с вирусом, должны понять, насколько возросла ценность человеческой жизни: чуть более сотни лет назад о начавшейся эпидемии «испанки» молчали все, кроме, собственно, испанских властей, озвучивших шокирующие цифры умерших в Мадриде, где грипп ежедневно уносил из жизни свыше 1200 человек. Теперь же всюду абсолютная гласность даже в том случае, когда вполне можно было бы промолчать, как, например, в Ухане, один из районов которого повторно закрыли из-за COVID-19.

Какое бы решение ни приняла власть, она всё равно окажется виновной. В первом случае ей непременно припомнят погибших, а во втором — обвинят в бедности и утрате работы. Практически все государства мира переживут политические кризисы после завершения пандемии и снятия ограничений. Чем больше трупов и чем дольше люди сидят взаперти, тем сильнее и разрушительнее будет кризис.

Население в любом случае получит психологическую травму: или из-за необходимости сидеть долгое время запертым в четырёх стенах вместе со своей роднёй и своими страхами, или по причине смерти близких или знакомых.

Попытки успокоить общество с помощью СМИ рискуют подорвать доверие населения к медийной машине и оставить власть без пропагандистского ресурса, который, словно нервные клетки, не восстанавливается. А рьяное освещение СМИ хода антивирусных мероприятий рискует довести население до состояния массовой истерии.

К сожалению, многое из того, что делает власть, так и останется неизвестным и недооценённым.

Власти стоит учитывать неизбежность массовой психологической травмы. Первым признаком выхода ситуации из-под контроля будут случаи отчуждения людей и государства — встречи крестьянами москвичей с вилами, заваривание входных дверей в парадные с заболевшими, а вторым — погромы и бунты, которые, став массовыми, могут привести к обрушению государства.

Любые выборы или референдумы в ближайшие годы становятся для власти вдвойне опасными. Не исключено, что референдум о внесении изменений в российскую конституцию будет перенесён на следующий год: слишком велика вероятность стать свидетелями протестного голосования обиженных, обозлённых и потерявших работу граждан.

Самоизоляция страны — это стресс-тест как для федеральной, так и для местных властей, которые для населения зачастую являются единым целым. Адекватность действий федеральной власти может быть обнулена неадекватностью действий региональных правительств. Даже регионы России рискуют стать жертвами вируса: Ненецкий автономный округ, вероятно, будут объединять с Архангельской областью.

Вредны могут оказаться как недостаточно строгие, так и излишне строгие карантинные мероприятия: первые не помогут сдержать вирус, вторые же рискуют парализовать экономику и обозлить людей.

Коллективные представления о полицейском государстве оказались оторванными от реальности: оно оказалось куда ближе и не таким футуристичным.

Люди будут припоминать власти всё — как потерю работы, так и недостаточную социальную поддержку (а она всегда недостаточна в силу ограниченности ресурсов и безграничных людских потребностей), неспособность защитить от вируса или же излишнюю защиту, перегибы власти на местах, «обилечивание» граждан сотрудниками правоохранительных органов за проживание не по месту регистрации или в силу недоступности магазинов и аптек, а также попытки ограничить продажу горячительных антидепрессантов.

Власти, несмотря на нескорое окончание действия карантинного домоседства, стоит разработать план по успокоению граждан. Не исключено, что 2020 год станет годом массового интереса к психологии и обеспечит работой психологов на годы вперёд, однако специалистов уже нужно вовлекать в работу с людьми. А вот сможет ли церковь вернуть утраченные за десятилетия позиции врачевателя людских душ, покажут Пасха и социология.

Поэтому от адекватности предпринимаемых антивирусных мер (в том числе превентивных), чёткости и слаженности работы органов власти на всех её уровнях, уравновешенности медийного сопровождения противовирусных мероприятий будет зависеть тот ущерб, который получат психика и кошелёк каждого конкретного гражданина России.

А способность власти поддержать бизнес, особенно малый и средний, которому в текущих условиях будет куда тяжелее, чем 646 системообразующим компаниям, определит скорость выхода экономики из кризиса, особенно наиболее пострадавшей сферы услуг. Малый и средний бизнес — традиционный обитатель первых этажей многоэтажек — будет для населения индикатором экономического состояния страны. В центре фронтового Донецка, например, спустя 6 лет с начала войны остаётся множество заколоченных окон и витрин, остающихся напоминанием о длящейся войне. Не исключено, что подобные напоминания об экономической разрушительности COVID-19 появятся и в российских городах.

Схлопывание сферы услуг уже породило множество безработных, часть из которых ещё не узнала о своём новом статусе. И дело не только в туристической индустрии и авиаперевозках, которые пострадали первыми, — лишь в Москве без работы сидят 300 тыс. сотрудников фитнес-индустрии, которые явно не горят желанием трудиться на стройках вместо мигрантов.

В таких условиях бизнесу и государству не нужны мигранты, которые зарабатывают деньги в России и отсылают их в свои страны. Зато повышается ценность граждан, которые зарабатывают и тратят деньги в России. Именно их число будет стремиться увеличить российская бюрократия в рамках новой концепции миграционной политики. Сами же мигранты будут вынуждены сражаться за право выехать на заработки и остаться в стране не просто сезонным рабочим, а стать её полноценными гражданами.

Вот власти вновь придётся завоёвывать доверие у населения: прощать ему долги перед госбанками, увеличивать объёмы социальной поддержки, помогать с трудоустройством или привлекать к общественным работам. Государству для самосохранения предстоит стать более социальным и человечным.

Человек человеку

COVID-19 уже серьёзно повлиял на взаимоотношения между людьми. К окончанию домашнего ареста (или выходу из него по УДО из-за снижения числа заражений) люди начнут жить в изменившемся обществе.

Россия получит волну браков и разводов, которые пока невозможны в силу отказа государства регистрировать акты гражданского состояния. Сейчас фактически формируется отложенный спрос на подобные госуслуги.

Параллельно каждый гражданин проходит проверку на психологическую устойчивость: социальные сети бурлят, под напором столкнувшихся конспирологов, истероидов и адекватных граждан ранее аполитичные площадки вроде «Яндекс. Район» превращаются в гибрид «Одноклассников» и Facebook.

К ноябрю-декабрю роддомы пополнятся роженицами. Чиновники будут рады — в стране улучшится демография, особенно на фоне предрекаемого в мире дефицита базовых контрацептивов.

Россиян ожидает вал ремонтов в квартирах, которые ранее для многих были не более чем местами для ночлега, а в апреле стали средой постоянного проживания. Жилища освободятся от хлама, старой мебели и ободранных котами обоев. Кое-кто и вовсе переедет из квартиры, в которой был вынужден просидеть месяц под домашним арестом, в частный дом со своим двором.

Люди наконец-то познакомятся со своими соседями, общения с которыми они избегали долгие годы.

В целом среда обитания жителя крупного мегаполиса рискует претерпеть серьёзные изменения.

Во-первых, в мегаполисах тяжело обеспечить эпидемиологическое благополучие — из-за большой плотности и высокой мобильности населения возрастает частота контактов.

Во-вторых, мегаполисы были привлекательными в период экономического роста — они вытягивали людей с периферии.

В условиях кризиса и перевода работников на удалённый труд стоимость жизни в мегаполисах рискует стать неоправданно высокой.  В России возможен отток населения из мегаполисов в города поменьше (с населением в 250–500 тыс. человек), а на Украине (с учётом вернувшихся в страну гастарбайтеров) и вовсе в сёла и посёлки городского типа. Государству уже необходимо пересматривать концепции пространственного развития: вместо мегаполисов делать ставку на небольшие города, в которых следует повышать качество среды обитания (развивать инфраструктуру, создать обрабатывающие и машиностроительные производства, улучшать транспортную связь городов между собой).

В-третьих, изменится районирование городов: исчезнут ярко выраженные офисные зоны, в которые нужно добираться из спальных районов на общественном транспорте. Уменьшится количество торговых центров — часть магазинов закроется из-за апрельского простоя, часть уйдёт в онлайн.

«Онлайнизация» реальности ускорится, особенно в том случае, если COVID-19 не уйдёт из популяции и станет сезонной болезнью наравне с гриппом и ОРВИ.

Произойдёт переоценка труда целых профессий. Врачи, медсёстры и санитарки наконец-то перестанут быть париями, от которых лишь требуют, но не дают взамен.

Арт: Евгений Зубков

Курьер-мигрант с жёлтой сумкой «Яндекс. Еда» или зелёной Delivery Club станет уважаемым человеком, а социальный работник — желанным гостем. Мода на рестораны изменила отношение к поварам, сделав их труд престижным, и теперь наступит время вспомнить строчку из Маяковского: «Все работы хороши».

Рискуют пострадать коты с собаками — они болеют COVID-19, однако неизвестно, являются ли они переносчиками болезни. Вирус заставит взглянуть людей на своих питомцев под новым, эпидемиологическим, углом, вспомнив о том, что животные — это не только радость и ценный мех, но и переносчики различных микроорганизмов (вспоминаем о существовании токсоплазмы, гельминтов или орнитоза).

Изменится отношение людей друг к другу. Китайцы ещё до COVID-19 носили маски — так они защищались от смога, японцы и вовсе могут пересидеть пандемию с минимальными потерями — социальное дистанцирование стало частью японской культуры из-за трудностей с получением больничных листов, которые вынуждали заболевших приходить на работу, но носить маски, чтобы не заражать своих коллег. Возможно, мы начнём немного лучше понимать японских затворников — хикикомори.

Теперь мода на внимательное и осторожное отношение к себе проникнет и в другие страны мира. Маски во время болезни станут необходимостью, их отсутствие на кашляющем и чихающем будет осуждаться и наказываться, а санитайзер станет таким же предметом быта у входной двери, как и рожок для обуви.

Трансформируется психология целых поколений. Резко повысится престиж государевых людей — госслужащих.

Если до COVID-19 молодёжь не стремилась трудиться в иерархических структурах, предпочитая менять работу после первого же окрика своего работодателя, надеясь найти место, где его бы — уникального и недооценённого всеми индивида — полюбили, то теперь на первый план выйдут стабильность и социальные гарантии. Посткоронавирусный мир рискует стать для поколения Z тем же, чем стали для их родителей 1990-е.

Выйдя из заточения, люди заново посмотрят на свои общественные пространства, и выиграет та власть, которая сможет использовать человеческий потенциал для улучшения среды обитания — озеленения и благоустройства. Прогулки, ранее бывшие обыденностью, станут радостью — москвичи почувствуют себя дончанами, которые с 2014 года живут в режиме комендантского часа.

Вероятна переоценка роли государства. Мир до COVID-19 — мир победившего рынка, периодических рассуждений о неизбежности гибели государства. Мир победившего COVID-19 — реальность, в которой доминирует государство. Если ранее от него требовали не мешать, его избегали, то теперь бизнес будет стремиться получить от государства поддержку.

Закрытые в России крупные буржуа и чиновники, ранее лечившиеся за пределами страны, станут немного ближе к обретению статуса мецената и заново взглянут на страну, в которой они зарабатывают деньги, отдадут часть долгов обществу и государству.

Аналогичная линия поведения и у украинского бизнеса — его владельцы, включая олигархию средней руки, оказались заперты внутри страны, утратив возможность лечиться за границей. Как итог — закупки ИВЛ для больниц и чудеса социальной ответственности.

К сожалению, данных о взносах белорусского бизнеса в фонд по борьбе с COVID-19 нет, однако это не означает, что белорусский капитал безразличен к проблемам своей страны, просто РБ в информационном плане куда более закрытая, чем Россия или Украина.

Власть и бизнес

COVID-19 нарушил мировое разделение труда, нанёс разрушительный удар по сфере услуг и рискует уничтожить целые сегменты бизнеса.

1. Российская фармацевтическая промышленность осталась без итальянских и индийских субстанций, автозаводы защищают склады от последних запчастей, свезённых в Россию со всех концов света. Только за март промпроизводство упало на 1,2 %, а по оценкам ЦБ ВВП России, к концу марта снизится на 1,5–2 %.
2. Отечественные гостиницы и санатории закрыты до 1 июня — туристический сезон, учитывая выход из анабиоза авиаперевозок, будет сорван. Впрочем, не только российской туриндустрии грозит крах  — турбизнес Италии, по весьма оптимистичным прогнозам середины марта, по итогам 2020 года должен был откатиться до показателей 50-летней давности.
3. Малый и средний бизнес (МСБ) России ждёт вал банкротств — по всей стране закроется минимум треть ресторанов, большинство объектов торговли в России уже закрылись с началом карантина, 60–70 % компаний из фитнес-индустрии грозит банкротство. Офлайн-торговля будет побеждена онлайном — у него меньше издержки, в отличие от торговых центров, 2 тысячи которых потеряют за месяц простоя около 3 трлн рублей, поставив под вопрос будущее своих 10 млн сотрудников.

COVID-19 для экономики оказался таким же убийственным, как и для пенсионеров. Если ранее интегрированность в мировое разделение труда считалась преимуществом, то пандемия сделала его недостатком. Выгодным становится самостоятельное производство многих товаров, то есть импортозамещение.

Страны с развитым фондовым рынком, высоким уровнем долговой нагрузки как населения, так и бизнеса с государством, а также доминирующей в экономике сферой услуг будут переживать текущий кризис острее всего. А эти страны — практически весь капиталистический центр мира (ЕС и США). Основные деньги, выделяемые для поддержки экономики в данных странах, достанутся не столько бизнесу, сколько банкам.

Кредит из инструмента развития и спасения экономики в современных реалиях рискует превратиться в средство закабаления, фондовый рынок из института привлечения денег — в инструмент внесения хаоса в советы директоров и их паралича. Поэтому неразвитость фондового рынка, низкий уровень закредитованности из слабостей рискуют стать преимуществом. Пока США будут накачивать корпорации миллиардами, которые будут сгорать на падающем фондовом рынке, у российского капитала есть шансы использовать данные деньги для модернизации и расширения производства.

Легче всего из кризиса будет выйти странам, у которых сохранился реальный сектор экономики, есть природные ресурсы для экспорта и достаточная ёмкость внутреннего рынка, а также существуют накопления либо высокие кредитные рейтинги. В таком случае внутренний рынок может стать драйвером экономического развития.

Яркие примеры таких государств — Россия и Китай. В странах с развитым реальным сектором экономики или бюрократией, которая осознаёт важность развития производства, выход из кризиса будет осуществляться за счёт разрушения правил ВТО и импортозамещения и выдавливания с внутреннего рынка импортных товаров.

Страны, чьи правительства не смогут использовать импортозамещение как инструмент восстановительного роста  (в открытую ввести таможенные пошлины или найти способ поддержки национального товаропроизводителя в рамках правил ВТО), рискуют увеличить время своего посткризисного восстановления. Российский Минпромторг уже подготовил новую стратегию индустриализации, которая потребует выделения к 2024 году 3 трлн рублей.

Для России особое значение приобретают национальные проекты: если до COVID-19 они были инструментом развития, то после пандемии станут антикризисным средством.

Национальное vs транснациональное

Течение пандемии COVID-19 явно показывает кризис существующих интеграционных объединений и американской гегемонии.

1. Европейская солидарность умерла в тот момент, когда каждая страна принялась спасть себя и только себя, а евразийская не успела даже родиться в силу фундаментальных различий между подходами Москвы и Минска к борьбе с вирусом.
2. США начали терять статус мирового лидера задолго до избрания Трампа, однако действия его администрации во время пандемии COVID-19 (сперва отрицание угрозы с элементами бравады, а затем попытки перекупить разработчиков вакцины с перехватом предназначенных для ЕС китайских масок), отягощённые 300 тысячами заболевших, свидетельствуют о закате американской гегемонии.

Теперь у каждого государства свои меры антивирусной экономической терапии. Общесоюзные меры — европейские или евразийские — окажутся менее эффективными по сравнению с мерами национальных правительств: для стран ЕС своя рубашка ближе к телу, а ЕЭК не располагает ни ресурсами, ни полномочиями для проведения антикризисных мероприятий.

Страны ЕС ожидает обострение конфликта между национальной и наднациональной бюрократиями, дополнительное усиление евроскептиков и крен республиканских правительств в сторону национального капитала. В случае с ЕАЭС это обострит уже существующие конфликты между национальными капиталами, например российским и белорусским.

ВТО в мире после COVID-19 становится пережитком эпохи торгового капитализма, который не позволит национальному государству сохраниться. МВФ будет спасать экономики стран капиталистического центра и закабалять страны периферии, особенно failed state под частичным внешним управлением по типу Украины, Грузии и Молдовы — им ещё предстоит столкнуться с ограблением в интересах ТНК и невероятными политическими требованиями ради мелких кредитных подачек.

2020 год станет для Евразийского союза и Союзного государства годом испытаний. Первоначальная архитектура СГ и ЕАЭС как союзов, в которых доступ союзников к российскому рынку обменивался на покупку ими дорогих российских энергоносителей и относительную политическую лояльность, рухнула в 2014 году под грузом антироссийских санкций и обесценившейся нефти.

Поэтому с 2014 года СГ и ЕАЭС развиваются скорее по инерционному сценарию, который не устраивает российский капитал и государство, не желающих делиться прибылью с союзниками на прежних условиях. 2014 год сделал неизбежными импортозамещение и ревизию российско-белорусских отношений, резко повысив градус их конфликтности. Коронакризис повысит конфликтность в рамках ЕАЭС. Союзники рискуют столкнуться с обострением российского экономического эгоизма, причины которого эксперты из национальных республик будут искать в заговорах ТЭК и объяснять категориями из далёких 1990-х.

Если Минску и Москве, а также Москве, Еревану, Нур-Султану и Бишкеку не удастся договориться и приступить к углублению интеграции посредством создания евразийского капитала, то Россия будет «импортозамещаться» сама по себе (и не исключено, что за счёт союзников). Подобные кризисы — это периоды обострения национального эгоизма, заключения новых торговых и интеграционных сделок, а если на пространстве СНГ с 1991 года (СГ с 1999 года, ЕАЭС с 2015 года) не создано ни одной союзной корпорации, то и лоббировать союзные интересы в Москве будет некому.

***

Учёные уже не первый год спорят о том, являются ли вирусы живыми. Однако этот спор не имеет прикладного значения — COVID-19 уже запустил такие изменения в мировой экономике, отношениях власти и общества, людей друг с другом и государств, какие не смог бы запустить ни один из ныне живущих политиков.

Впрочем, не коронавирус породил то огромное количество противоречий, которые теперь меняют мир. Он лишь позволил им проявиться досрочно и куда более гуманно, чем они проявились в 1914 и 1939 годах. Однако есть подозрение, что наш новый 1914-й ещё впереди, правда, человечество переживало и не такие потрясения.