Об углеводородах, ценах на нефть и газ и общем экономическом пространстве мы разговаривали с генеральным директором АНО «Центр изучения проблем международных санкционных режимов», автором сети телеграм-каналов «Политджойстик» Маратом Башировым.
— Марат Фаатович, существует ли в отношениях между Россией и Белоруссией некая зацикленность на вопросах углеводородов?
— Я бы не назвал это зацикленностью, это просто крайне актуальная тема, которая касается и существующего формата экономических взаимоотношений, и того формата, который обсуждается при реальном объединении в Союзное государство.
Мы понимаем, что нефтяной рынок России достаточно сложный, на нём работает несколько частных компаний, и поэтому вопрос такой своеобразной ренты, которую хотят получать белорусские власти со всех объёмов нефти и от государственных компаний, и от частных, очень сложный. Этот вопрос — фактически вмешательство в регулирование российского нефтяного рынка. На это регулирование завязаны очень многие вопросы, связанные с внутренним спросом именно в Российской Федерации. Когда белорусская сторона не различает поставок от «Роснефти» и «Лукойла», это ставит российскую сторону в крайне сложное положение. Это не зацикленность, это принципиальные вопросы, которые тянут за собой ещё с десяток других.
— Что нужно для разрешения этого вопроса или это невыполнимая задача?
— Это задача выполнимая, она решаемая. Но она требует отказа белорусской стороны от требований, связанных с некими эксклюзивными условиями работы нефтеперерабатывающих предприятий на территории Белоруссии и вопросом прокачки нефти в Польшу. Если Беларусь перестанет требовать эксклюзивности своего положения по отношению к тем предприятиям, которые существуют на территории России, то тогда вопрос начнёт решаться.
При этом мы понимаем, что эта «нефтяная рента», которую получает белорусская сторона, поддерживает белорусскую экономику, поэтому они, очевидно, ставят вопрос о компенсации, то есть о прямых дотациях. Очевидно, что объём и размер этих прямых дотаций в обмен на равные экономические условия ведения бизнеса и являются предметом обсуждения в настоящий момент. Если договорятся об этих дотациях, то тогда и разрешится этот вопрос.
— Белорусские коллеги говорят о том, что всё дело в политической воле России...
— Ну это шантаж, мы понимаем, что это шантаж... C другой стороны, они правы, потому что белорусская сторона может только просить, ей нечего предложить России, кроме шантажа. Этот шантаж где-то граничит с двумя проекциями.
Проекция первая: «Мы начнём более тесно взаимодействовать с Европой». Мы понимаем, что это бесперспективный путь. Европа в своём видении условного, теоретического сближения с Белоруссией потребует принципиальных изменений в политическом и социальном аспектах, то есть это будет связано с политической либерализацией, они потребуют, чтобы законодательство Белоруссии в части гражданского общества, политических партий и т. д. было изменено по европейским стандартам. На это господин Лукашенко пойти не может, потому что он тут же станет последним человеком, которого условно можно будет назвать «европейским диктатором». Российская сторона таких условий не ставит, российская сторона говорит об экономической интеграции.
Проекция вторая: «Мы поступим с вами точно так же, как с вами поступила Украина». Тоже бесперспективный путь, мы видим, к чему это всё привело на Украине, в каком ужасающем состоянии она сейчас оказалась: 40 % доходов идёт на погашение облигаций государственного займа. Это просто дефолт.
Поэтому Белоруссия шантажирует, Белоруссия просит, и пока в таком формате ведётся диалог. Но я хочу вам сказать, что последняя встреча Румаса и Медведева, которая длилась больше 8 часов, сняла порядка 75 % всех вопросов повестки. И это чрезвычайно хороший результат, потому что мы понимаем, что все вопросы, которые они обсуждали, связаны между собой и не могут быть разделены.
— Но Румас назвал и другие проблемные вопросы, кроме цен на нефть и газ, например барьеры по доступу товаров на национальные рынки, проблемы производителей. Что с этим?
— Это правда, и это всё расшиваемые вопросы, их надо просто сблизить. Первое — это стандарты технического регулирования. Например, у нас в России есть молоко, а есть молочные продукты, это регулируется законом, это должно быть в равной степени отражено и в белорусском законодательстве. У нас есть доступные кредиты для сельхозпроизводителей. Встаёт вопрос: при объединении экономического пространства получат ли белорусские производители аналогичный доступ через Россельхозбанк России к кредитам по тем же условиям, что и российские? Это всё справедливые вопросы, на них нужно отвечать.
— А возможно вообще это единое экономическое пространство?
— Мне кажется, что это неизбежно. Я всё-таки считаю господина Лукашенко патриотом своей страны, и в первую очередь он ставит во главу интересов своих принципов управления интересы граждан Белоруссии, а они связаны с экономическим положением страны. Белоруссия ориентирована на рынок России гораздо больше, чем Украина. У Белоруссии, с одной стороны, хорошее территориальное расположение, с другой стороны — не очень. У Украины есть выход к морю, у Белоруссии нет. Они с одной стороны граничат с Россией, с другой стороны — с Польшей, Украиной и Прибалтикой. А Украина является прямым конкурентом Белоруссии на многих рынках, прежде всего на рынках сельхозпродукции. Но сначала нужно решить российско-белорусские вопросы с нефтью. Если с нефтью решат, то тогда другие вопросы будут щёлкать, как семечки.
Без решения вопросов вокруг углеводородов невозможны решения и других проблемных вопросов. Потому что за счёт этой «нефтяной ренты», которую получает Белоруссия, дотируются всё те же самые её сельхозпроизводители.
Другой вопрос: если российская сторона согласится дотировать белорусские предприятия на тех же условиях, что и российские предприятия, встанет вопрос о прозрачности, кого будут дотировать, какие производства. Эта процедура тоже должна быть законодательно закреплена, потому что если деньги российские, а принцип распределения будет неконкурентный и непрозрачный и будет основываться только на решениях белорусской стороны, то это будет всё та же самая рента, но теперь из бюджета Российской Федерации, а не с объёмов нефти, которые поступают на переработку и прокачку.
— То есть в любом случае Россия будет платить...
— Это правда, Россия будет платить, весь вопрос, как это будет возвращаться, если это заёмные средства, и второе: с какой скоростью будет трансформироваться экономика Белоруссии до того рыночного состояния, которое существует в России. И мы-то говорим, что у нас зарегулировано очень много, что у нас много государственного присутствия в экономике, но тем не менее это российское государственное присутствие гораздо меньше того, что существует в Белоруссии на сегодняшний день. В Белоруссии не просто государственная, а директивно-государственная экономика. Там частные предприятия не имеют таких гарантий ведения своего бизнеса, которые существуют в России.
Конечно, должен быть какой-то переходный период, который позволяет белорусским предприятиям адаптироваться к более жёсткой рыночной ситуации, существующей в России, но есть вопросы сроков и условий. Никто не говорит: «Давайте сейчас мы бросим белорусские сельхозпредприятия на этот рынок», ведь они действительно могут не выжить в этих условиях. Переходный период должен быть. Но что касается сельхозпредприятий, то подоплёка здесь другая — это сельхозтранзит. Понятно, что если таможенная граница отодвигается за Брест, то санкционное «жульничество» закончится, а это тоже часть белорусской экономики. Масса малых и средних предприятий вынуждена будет заняться чем-то другим. Это тоже важный вопрос, этим тоже нужно заниматься. У белорусов нет такого санкционного давления, как у России, а получится, что часть этого давления перенесётся и на белорусов. Они тоже просят здесь некоего исключительного отношения, но здесь уступок не будет, потому что это уже влияет на геополитику России.