Выдающийся американский макросоциолог Иммануил Валлерстайн, открыв миросистемный анализ, оставил при этом России одно не очень приятное наследство. Он ушёл из жизни 31 августа 2019 г., а мы всё ещё спорим о том, является Россия периферийной державой или это упрощённое и устаревшее представление о ней. Какова истина? И какую выгоду извлекают некоторые приверженцы теории русской периферийности из неё самой?

Несмотря на возвращение Крыма в состав России, успехи в Сирии, твёрдость Москвы в конфликте с Вашингтоном и Брюсселем, страну всё ещё часто и притом с уверенностью относят к полупериферии и даже периферии мирового капитализма.

Происходит это с давней подачи Валлерстайна, считавшего, что экономическое место России и Бразилии не так уж и отличается.

События 1991 г., кажется, подкрепили мысль о том, что России попыталась порвать с ролью «периферийной империи», но не смогла. В дальнейшем страна превратилась в поставщика сырьевых и иных простейших товаров, зависела от внешних инвестиций и кредитов (о чём либеральные экономисты говорили всегда), а денежные капиталы утекали из неё на Запад — в старые центры накопления. Оттуда эти капиталы могли возвращаться в Россию под видом иностранных.

В «нулевые годы» рассуждения о периферийности российской экономики были особенно убедительны. Система устоялась, а Мюнхенская речь Владимира Путина в 2007 г., кажется, ничего не означала. Её трактовали как жалобу на плохое обращение с Россией, поданную «глобальным лидерам» на самих этих «глобальных лидеров» в надежде на символическое уважение. Западная пресса давала речи иную оценку. Писали как о дерзости, непозволительной для страны столь низкого ранга, неспособной на сильную самостоятельную роль, что, казалось бы, вполне доказали Михаил Горбачёв и Борис Ельцин. События лета 2008 г. стали шоком: проамериканские грузинские войска были стремительно разгромлены армией России. Престиж страны взлетел до невиданной прежде высоты. То был час первого пробуждения национальной гордости.

Экономисты — приверженцы русской периферийности нашли возражения. Во-первых, преобладание сырья в структуре экспорта и слабость обрабатывающей промышленности. Во-вторых, отсутствие ограничений на вывод капиталов и управленческих структур российских предприятий в офшоры. Сюда можно было добавить общую приверженность государства неолиберальным методам управления экономикой и соответствующий курс реформ в науке, образовании и здравоохранении. Несмотря на рост протекционизма в «войне санкций» во имя замещения импорта и расширения линейки экспортируемых товаров, к 2020 г. коренного перелома здесь не случилось. Потому и теперь, невзирая на многие изменения в России, теория периферийности находит поддержку.

Что означает зачисление России в полупериферию глобального капитализма? Валлерстайн показал: мировое хозяйство имеет развитое ядро, процессы в котором определяют процессы в других зонах — на полупериферии и в части мира, относимой к полной периферии. Отсталость в этих областях планеты не существует сама по себе, а является необходимостью. Сырьевой или аграрный характер производства, зависимость от внешних рынков капитала или даже сбыта промышленной продукции (не угадывается ли здесь недавний Китай?) — всё это сохраняется долгое время. Так выгодно элите периферии. Она использует уже существующие торговые связи. Она богатеет на них. И если что-то меняется в центре, то это меняет и полупериферию, и периферию.

Всё это отлично усвоили российские левые. Мои споры с некоторыми из них в 2008–2019 гг. были безуспешными. Они не желали слышать о том, что Россия не замурована в рыночной периферии, что центр всегда расширяется и его расширение идёт через борьбу государств полупериферии против старого ядра. Эту борьбу старый центр может провоцировать сам, пробуждая общество стран с полупериферийным типом экономики. В этих странах могут формироваться собственные корпорации и сильная бюрократия, которые могут вести борьбу за изменение статуса своего государства в мире. Могут выигрывать её. Могут менять отраслевую структуру экономики. И всё это начинается с простого факта, описанного ещё К. Марксом: капитал в реальной сфере в силу своей подлинности важнее фиктивного, финансового капитала ценных бумаг. Потому, имея собственный реальный капитал, нации могут бороться за большую роль в мировой системе, тем более что капитал ищет новые области применения.

Многое из моих аргументов в споре с приверженцами теории периферийной России нашло отражение в книге «Капитализм кризисов и революций», где даже социальные революции были рассмотрены как механизм восстания общества против старой центр-периферической системы связей.

И великие революции всегда удавались, пусть результаты их и становятся видны далеко не сразу. Наконец, некоторым я приводил их собственные слова, цитируемые в докладе «Победить третью волну». В нём учёные кафедры политической экономии и истории экономической науки РЭУ им. Г. В. Плеханова показали, что сумма антикризисных инструментов будет всё дальше уводить Россию на пусть самостоятельности и повышать её статус в мире. Это мы и наблюдаем.

Реальная Россия движется от полупериферийной роли, от зависимой экономики к финансовой, управленческой, инвестиционной и политической свободе. Под давлением глобального кризиса меняется высшая бюрократия, общественное сознание и государственная машина, что, например, находит отражение в наступлении на федерализм и усилении центрального начала в стране. Процесс перемен находит отражение не только во внешней политике в Евразии и других частях мира, но и в стремлении иметь в России устойчивую национальную валюту, не зависеть от доллара и не поддерживать его (наращивать прежде всего запас монетарного золота), оказывать протекцию отечественным предприятиям и чем дальше, тем больше поощрять замену иностранных товаров. Сюда надо включить и готовность «наказывать рублём» малые экономики, сколь бы они ни были угодны США. Тенденции налицо. Всё это ещё нуждается в развитии, но курс этот и будет развиваться, поскольку он необходим и выгоден. Но выгодно и быть приверженцем вечной периферийности России.

Аргументы в споре о периферийности и развитии не подействовали. Одни не приняли их потому, что веруют будто бы только «снизу», но никогда «сверху» может быть организовано движение за перемены. Другие выгодно используют представление о периферийном характере России, так как это позволяет брать деньги у либеральных олигархов, мечтающих о майдане в Москве, или властей США и Великобритании. А это позволяет существовать безбедно. Главное — выдвигать максималистские требования, а оппонентов презрительно называть прислужниками «кровавого режима». Потому все они косо смотрели на мою статью 2017 г. «Российский капитализм будет драться» и повторяли: Россия деградирует, государственные системы коллапсируют, неминуем крах, так как верхушка беспомощна и зависима от Запада.

Сторонники теории периферийности России отворачиваются от фактов. Они ожидали крах государства в 2018 и 2019 гг., а после перенесли его на 2020 г. Если оно выйдет победителем из последней волны экономического кризиса и пандемии, они перенесут свой прогноз, но никак не изменят оценок.

И хотя уже видно, как российское государство становится одним из новых евразийских, континентальных, глобальных центров развития, всё это мало кого убедит в среде приверженцев догмата раз и навсегда установленной второстепенности их страны. Здесь проявляется их идейное родство с прозападными либералами оппозиции, пусть у последних и нет такой красивой теории самооправдания.

Валлерстайн останется в истории науки навсегда. Едва ли даже будут вспоминать о том, что в последние десять лет жизни он сильно промахивался с прогнозами, ожидая, например, подъёма левых в Европе (реально либеральных — «не догматических», но и не национальных левых). Миросистемный анализ будут изучать, будут и исправлять его, и ликвидировать белые пятна и слабости в его экономической части. Он будет меняться, как будут меняться и страны, якобы навсегда замурованные в своей периферийности и полупериферийности.