В мировой торговле и в торговой политике России многое меняется. Это не всем кажется удобным, а порой вызывает гневную реакцию руководства стран-соседей, но не лучше ли понять, в чём суть перемен? Как прежде строилась торговля и как она будет строиться теперь? Только речь не о розничной или оптовой, а о международной и принципах управления экономикой.

Чтобы купить что-нибудь нужное, надо сперва продать что-нибудь ненужное — эту формулу торговли благодаря мультфильму и книге про дядю Федора, кота Матроскина и пса Шарика знают все жители бывшего СССР.


С ней очень непросто спорить, настолько она логична: продавать надо то, что имеется в избытке, а покупать то, в чём есть необходимость. Однако если бы знаменитые герои произведений Эдуарда Успенского являлись экономистами и преподавали бы в университете, каком-нибудь либеральном и западном, то им пришлось бы несладко за подобные «измышления».

С 1980-х гг. в экономической мысли господствовала одна школа. Она могла именовать себя школой открытого рынка или свободной торговли, но в истории она останется как неолиберальная. Ныне почти все учебники экономики в мире написаны исходя из её догматов. Весьма убогая в теоретическом плане, школа эта оказалась чрезвычайно сильной в плане продвижения своих представлений и подходов к управлению экономическими процессами и, естественно, методик организации всемирной торговли. Продвигали их, конечно, не мыслители.

Так как же должна выглядеть торговля не по методу простоквашечных мечтателей из детской книжки?

Во-первых, неолиберализм внушает: денежные капиталы и товары священны и правительства не имеют права ограничивать их движения.

Второй тезис гласит: конкуренция должна быть свободной, что означает конкуренцию всех со всеми и во всём.

Никакая правильная нация не должна, согласно таким подходам, покупать на мировом рынке то, в чём реально нуждается (производя остальное сама, если объективные условия позволяют), и продавать лишь то, что сама сочтёт нужным. На рынке такой нации должны неограниченно обращаться товары из других стран, пусть бы даже это разоряло местное производство, вело массу граждан к нищете и не давало возможности возникнуть собственным производствам тех или иных товаров, причём необязательно даже сложных. Капиталы же должны иметь право утекать из такой экономики туда, где для их приложения будет больше возможностей, раз дома их совсем нет.

Международные неолиберальные структуры, такие как МВФ и ВБ, сейчас тоже продвигают эти методы хозяйственного дерегулирования. Они изначально были очень удобны для сильных международных компаний, происходящих из США, Японии, стран ЕС и Великобритании. Но ныне, в президентство Дональда Трампа, Соединённые Штаты наращивают протекционизм, забывая о своей прежней проповеди свободы движения капиталов и товаров. Впрочем, они никогда не играли честно. Просто в ВТО и других структурах подобное замечать не хотели. Не может подчинённый наставлять хозяина в главном, а должен сам следовать за ним. Но времена ещё не изменились вполне.

В России неолиберальный подход к торговле господствовал долго. Перемены начались только тогда, когда в 2014–2016 гг. экономику страны накрыла вторая волна глобального кризиса, а Запад «отблагодарил» санкциями за помощь ему в разгар первой волны кризиса (2008–2009 гг.).


Новую политику автор статьи охарактеризовал как неомеркантильную, включив этот термин и разбор возникшей исторической ситуации в книгу «Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм». Новый меркантилизм был хорош уже тем, что он возвращал мир к каноническим правилам товарного обмена.

Либеральные экономисты не перестают причитать. Они уверяют, что в мире растёт вмешательство государства в финансовую и иные сферы, а с этим увеличивается и протекционизм, что едва ли не следует считать равнозначным отказу от рыночной экономики.

Возможно, причитания были бы ещё резче, если бы США и ЕС сами не старались усилить протекционизм и взломать политические системы других стран ради захвата их рынков. Но им приходится принимать изменения в мировой торговле, и этого уже не изменить, например, в России, где начата социально-политическая трансформация под новую эпоху.

Ещё недавно либеральные оппозиционеры и их риторически левое крыло уверяли: в России невозможны социальные реформы сверху. Сейчас они мобилизуются на борьбу против социальных реформ, которые необходимы для экономического развития страны и выгодны обществу. Формой такой борьбы являются критика поправок в основной закон и критика самих обещаний изменений. Для леволиберальной публики это ещё и борьба за своё якобы монопольное право на социал-прогрессизм, тогда как современные изменения диктуются не философией прогресса, а необходимостью. В этой логике находятся поправки в конституцию, исходящие от президента РФ.

Направлены изменения на сохранение народа и возвращение социальной ориентации государства, что в сумме на языке экономистов можно назвать работой над условиями улучшения воспроизводства работников. Здесь и социальные гарантии, которые люди видят важными для себя, но в целом они важны и для национального развития. Наконец, важна фиксация в конституции института семьи и детей как важнейших ценностей для государства и общества, что сильно отличается от либеральной атаки на них в странах переразвитого капитализма. Будет неплохо, если конституционные меры помогут защитить работающих граждан и пенсионеров от бедности, гарантировав им минимально приемлемый уровень дохода.

В конечном итоге государство усилится. Это усиление в новую, ещё только открывающуюся эпоху обеспечит ему защищённость и стабильность, а конкретно увеличение спаянности вместо разрушения, против которого ничего не будут иметь отечественные либералы. Они всегда найдут «ценности», чтобы оправдать ими возможную национальную катастрофу. Социальная политика в России не может быть просто социальной политикой, но может быть лишь частью системы национального развития. Потому, думаю, общество примет эти изменения если не на уровне осознания всего, то на уровне своего чутья уж точно. Это будет иметь далеко идущие последствия.

Может ли всё описанное работать без экономического протекционизма? Нет. Только защитив собственное производство и рынок сбыта, собственные торговые позиции вовне страны, можно обеспечить устойчивость её и развитие, при этом дав возможность роста благосостояния общества (не только доходов фирм). В США Дональд Трамп может только мечтать о возможности такого поворота; он зажат между интересами финансистов и дороговизной доллара, делающего социальный крен США слишком дорогостоящим.

Многое происходящее в России либеральные критики именуют не иначе как автаркией. Естественно, что этот термин не просто означает изоляционизм, а исключает нормальную торговлю с другими государствами. В реальности же процесс изменений в стране, особо включая объявленные уже социальные реформы и усиление роли государства в экономике, означает в плане торговли закрепление перехода к её классическим принципам. Это и есть те самые принципы, вокруг которых бродили мысли трёх героев из Простоквашино. Только в больших делах выражаются они несколько иначе: покупать следует нужное и у дружественных стран, а продавать товары необходимо те, что имеются в избытке. А если возможно перерабатывать свой сырой продукт, то к этому надлежит стремиться. Всё это и есть неомеркантилизм.

Но как тогда быть с малыми странами, привыкшими пользоваться открытостью российского рынка или обеспечивать невыгодный и ненадёжный транзит товаров из него? Ответ очевиден: они должны или участвовать в глубокой и подлинной интеграции с крупными неомеркантильными странами, не позволяя себя политические фокусы и демонстрацию готовности разрушить связи в угоду США, или терять свои позиции. Прибалтика уже теряет российский рынок сбыта. Грузия — русских туристов. И это только начало перемен.