Во время недавней встречи президента Беларуси Александра
Лукашенко с представителями экспертного сообщества и средств массовой
информации речь зашла о работе белорусских предприятий, их господдержке и
приватизации. Во время этой дискуссии у меня сложилось впечатление, что люди,
которые выступают за масштабную приватизацию, рассматривают экономику как
игру-стратегию «Монополия»: плохое предприятие продал, хорошее купил. Но такой
опции, как люди, в этой игре нет. Вся экономика функционирует не ради денег, а
ради людей.
Проблема должна решаться в другом русле. К сожалению,
некоторые чиновники не понимают болевые точки реального сектора экономики.
Сейчас, по статистике, треть предприятий министерства промышленности Беларуси (а
это более двухсот) достаточно успешна, рентабельность там выше 15 %. Вторая
треть предприятий имеет рентабельность на уровне 0–5 %, оставшиеся заводы
хронически убыточные. И вопрос не в том, какие мы ввели налоговые преференции
(у нас их достаточно много: есть индустриальный парк, свободные экономические
зоны, некоторые районы стали фактически офшорами), а в эффективности управления
предприятиями.
Взять самого известного предпринимателя Дональда Трампа — он
же сам не управлял своими компаниями, а нанял эффективных менеджеров. Почему
так не может поступить белорусское предприятие? В мире достаточно других
примеров. Например, французская корпорация Renault управляет Mitsubishi и
Nissan Motor. Фактически она сегодня является самой крупной автомобильной
компанией в мире. А кто управляет Renault: 15 % акций находится в ведении
правительства Франции.
Если бы подобное было в Беларуси или России, общественность просто взорвалась. Поэтому главный вопрос не в частной или государственной
форме собственности, а в эффективности управления. То есть активы должны
эффективно управляться и генерироваться в эффективную добавленную стоимость. Но
если так подумать: кто сейчас готов купить такие белорусские предприятия, как
Минский тракторный завод или Минский автомобильный завод?
У Беларуси действует двухсотый указ, который позволяет на
аукционе продавать акции закредитованных предприятий. А если такое предприятие
купит иностранный конкурент и начнёт блокировать его маркетинговую стратегию?
Там не заложены механизмы, которые помогут в случае необходимости защитить
предприятие. Об этом правительство не задумывалось. Они в открытую говорят, что
им нужно решить вопрос, потому что долги блокируют заработную плату. Но что будет
с предприятием, неизвестно.
Потом. Международный валютный фонд и Всемирный банк
неоднократно говорили об эффективности аудита предприятий. Почему правительство
так его и не провело? По моему опыту, государственные предприятия более
эффективные, чем частные. Если убрать с госпредприятий неэффективные активы,
дать им возможность увольнять работников, которые не нужны для
производственных процессов, и снять с них планы, которые они должны
обеспечивать, то государственные структуры станут на 30 % эффективнее
частных.
Есть ещё один момент: численность рабочего населения на
предприятиях государственной формы собственности составляет около миллиона
человек. Получается, что почти 70 % трудоспособного населения страны работает на
госпредприятиях. И если закрыть их, то большое число людей останется без
работы. Так что надо в первую очередь думать о народе. Поэтому в приватизации я
не вижу решения проблемы.