4 апреля посол России в Беларуси Михаил Бабич, комментируя ход инвентаризации Союзного договора, напомнил, что эксперты рабочих групп «каждый день кропотливо работают с большим объёмом документов, информации», и посетовал на то, что «есть отдельные известные фигуранты, которые эту активную работу [экспертов в рабочих группах. — Ред.] подменяют забалтыванием достаточно принципиальных вопросов, и в какой-то степени это тормозит процесс [интеграции. — Ред.]».

СМИ и анонимный сегмент Telegram уже интерпретировали слова Бабича о забалтывании. Выводы были сделаны мгновенно, а виновными назначили главу МИД РБ Владимира Макея и председателя верхней палаты белорусского парламента Михаила Мясниковича. Владимир Макей уже давно стал универсальным мальчишом-плохишом просто потому, что он архитектор белорусской многовекторности и якобы строит козни против Александра Лукашенко. Мясникович у анонимных аналитиков попал в немилость из-за акцентирования им внимания на безусловной ценности суверенитета Республики Беларусь.

В целом же реальная интеграция и её медийное отражение уже начали жить сами по себе. Пока в группах идёт работа, журналисты упражняются в искусстве провокационного заголовка или выискивают проблемы там, где их нет, о чём мы уже неоднократно писали в материалах рубрики «Повестка дня».

Причина, позволившая разделить медийный и реальный контур интеграции, — закрытость переговоров, ведь, по словам Бабича, «рабочая группа — это не тот орган, который занимается какой-то публичной работой».

Эта закрытость выгодна всем, кроме населения: журналисты получают поводы для тренировки своей фантазии, эксперты могут не утруждать себя объяснением премудростей интеграционных планов в различных сферах обывателям, политики же избегают необходимости тратить время на объяснение текущего политического момента. А население вынуждено самостоятельно разбираться в 50 оттенках информационной реальности.

Тем временем СМИ конструируют реальность вместо экспертов и политиков: ведь если в СМИ нет положительных новостей об интеграции, а вчитываться в суть программ и документов журналисты не привыкли, то и интеграции в лучшем случае нет. В худшем же она превращается в «поглощение», «дожимание» или упражнения в логике «кормилец — нахлебник», то есть лишается своего положительного содержания.

Схожие процессы протекают и с евразийской интеграцией: ЕАЭС не оказался панацеей от всех экономических бед или способом создания СССР 2.0. Евразийская интеграция превратилась в долгий процесс непубличной работы экспертов. И это даже принесло вред союзу: в Армении, например, ещё в 2017 году усилились позиции евразийских скептиков и тех, кто к интеграции совершенно безразличен, аналогичные процессы протекают и в Казахстане. А безразличие — первый шаг к утрате чего-либо: какой смыл ценить то, что утратило важность?

В тот момент, когда интеграция превращается в непубличную работу экспертов, она исчезает из информационного пространства. А в рамках логики постмодернизма и законов функционирования реальности в СМИ, если чего-то нет в информационном пространстве, то его не существует вовсе. Это же позволяет превращать даже совершенно безобидные интеграционные инициативы в инструменты антисоюзной пропаганды.

Яркий пример — технический регламент ТС «О безопасности продукции лёгкой промышленности», который в 2014 году материализовался на известном (он уже превратился в интернет-мем) плакате киевской актрисы Ольги Значковой с надписью «Я девочка! Я не хочу в ТС! Я хочу кружевные трусики и ЕС!». Тогда требования к гигроскопичности тканей, принятые ранее странами — членами ТС (но не работающие на практике), в СМИ превратились в запрет кружевного белья, а на украинском майдане — в понятный массам лозунг «прочь от Москвы».

Но вернёмся всё же к забалтыванию. Разводить инсинуации вокруг того, кто из чиновников и что забалтывает, смысла нет: «инсайды» из Telegram зачастую являются не чем иным, как слухами и сплетнями, поэтому единственными эффективными инструментами в таком случае являются логика и здравый смысл, которые говорят, что сделать однозначные выводы невозможно.

Следовательно, исходить нужно из базовой предпосылки: наибольшей договороспособностью в союзе обладают президенты Путин и Лукашенко, их авторитет позволит принимать сложные решения, которые зачастую идут вразрез с национальными интересами. Наименьшей договороспособностью обладают министры, они, как им и полагается, выступают защитниками национальных интересов, которые зачастую и в России, и в Беларуси ставятся выше интересов союзных.

Собственно, защита национальных интересов — это то, за что министрам выплачивают заработную плату и на основании чего оценивают эффективность их работы.

И раз у общественности нет доступа к деталям непубличных итогов труда рабочих групп, то остаётся лишь акцентировать внимание на аспектах, которые, как нам хотелось бы, не оказались без внимания политиков и экспертов в рабочих группах, а также не стали жертвами забалтывания.

Во-первых, это вопрос взаимного признания виз, по которому нет новостей с середины декабря прошлого года, когда одноимённое соглашение решили не подписывать из-за того, что Минск не успел завершить ряд внутригосударственных процедур. Глава МВД РБ Игорь Шуневич и посол Бабич обсудили тему взаимного признания виз 10 апреля, но большей ясности со сроками подписания соглашения не стало.

Взаимное признание виз должно стать шагом к общему визовому пространству и одним из аргументов к трансформации российской визовой политики вслед за белорусской, которая показала, что гостеприимство бывает выгодным.

Во-вторых, проблематика отмены роуминга в СГ. Роуминг, точно так же, как и визы, — место «кормления» национального бизнеса. На российских визах зарабатывают визовые центры, которые разделили между собой рынок, а на роуминге — операторы мобильной связи. Платят за всё простые граждане. И если в случае с визами белорусский опыт является прогрессивным, то с роумингом дело обстоит иначе: связь как таковая в РБ дороже, чем в России, и один из тормозов в отмене роуминга — позиция белорусского бизнеса, заинтересованного в сохранении прибыли. Россия же настаивает на обнулении интерконнекта.

В-третьих, вопросы промышленной кооперации и создания союзных корпораций. О важности создания союзных корпораций мы писали в тексте «Машиностроительные скрепы» и отраслевых исследованиях «Дефицитный трактор», «Убыточное строительство» и «Станковый хребет экономики». За 20 лет существования Союзного государства не создано ни одной союзной корпорации, нет и механизма отраслевой координации, что позволило бы избежать взаимной конкуренции, приводящей к пустой трате ресурсов, которые можно было бы направить на импортозамещение.

Важно не конкурировать между собой, а делить рынки и создавать единые производственные цепочки. В последнее время сама логика развития РФ и РБ диктует необходимость объединения и даёт шансы, которые чиновники упускают: белорусы могли бы создать производственную площадку на базе некогда флагмана сибирского машиностроения, завода «Сибсельмаш», а российский «Уралвагонзавод» мог бы скооперироваться с «Амкодор» в деле вытеснения с союзного рынка иностранной строительной техники, о важности чего недавно говорил гендиректор УВЗ Александр Потапов. Об объединении «Интеграла» и российских производителей полупроводников говорят с 2013 года, но, как и в случае с МЗКТ, никаких прорывов нет.

К сожалению, больше примеров того, как сторонам не удаётся договориться: «Гомсельмаш» и «Ростельмаш» отчаянно конкурируют друг с другом, МАЗ и КамАЗ упустили момент для интеграции в 2014–2015 гг., и теперь МАЗ борется за сохранение компании в топ-10 продавцов грузовиков в России.

Углубление кооперации позволит выстраивать общую машиностроительную политику «снизу», то есть естественным путём, а не «сверху» в рамках команд, которые будут саботироваться с разной степенью успешности из-за противоречия интересам национального бизнеса.

В-четвёртых, вопросы контрабанды и упорядочивания транзита. Подвижки в этом направлении есть: проводится эксперимент с электронными пломбами на транзитных фурах; упорядочивается география импорта, что позволит повысить доверие между ветеринарными и фитосанитарными службами РФ и РБ, а также избежать импорта европейских яблок под видом турецких; активизировалась работа правоохранительных органов. При этом нужно понимать, что контрабанда — это не дорога с односторонним движением: от неё страдает как Россия, так и Беларусь (убытки РБ от контрабанды с Украины оценивают в 2 млрд долларов), где, например, в интернет-магазинах тысячи смартфонов ввезены без документов, то есть контрабандой. При этом нужно понимать, что часть из них ввезена отнюдь не из Евросоюза. Отдельный аспект темы контрабанды — реализация белорусских сигарет в России, о чём мы писали в тексте «Дружба дружбой, а табачок врозь».

***

Однако наибольшей проблемой СГ является, как ни странно, проблема ЕАЭС, в рамках которого происходит большая часть процессов экономического сотрудничества. В следующем году ЕЭАС исполнится 5 лет, и за это время не создан ни один полноценный евразийский рынок.

Евросоюз создавался как объединение угля и стали, а в фундамент Таможенного и Евразийского союзов закладывали общий рынок углеводородов. Другие рынки — электроэнергии, грузоперевозок, фармацевтики, «евразийское небо» — являются скорее второстепенными. Именно углеводороды были тем пряником, которым в ЕАЭС завлекались Беларусь и Украина. С Украиной, понятное дело, ничего не вышло, а вот Минску затягивание создания единого рынка углеводородов не нравится, о чём белорусские чиновники регулярно напоминают. Именно крайне медленное создание единого рынка углеводородов и породило проблему компенсации налогового манёвра, которая выступает интеграционным тормозом.

Поэтому один из способов ускорения интеграции в рамках СГ — ускоренное создание единых рынков в рамках Евразийского союза. Это же позволит синхронизировать Союзное государство и Евразийский союз, а также снять часть проблем, которые неизбежно появятся в дальнейшем по мере углубления реальной интеграции.