Что случилось с Русским миром?

С недавних пор получило широкое распространение понятие «Русский мир». Причём его значение существенно изменилось после 2014 года. До 2014 года Русским миром называли пространство, на котором разговаривают на русском языке. Сюда включали не только Россию и другие республики бывшего СССР, но и страны Западной Европы, США, Канаду, Австралию, то есть любые территории, где есть русскоязычные диаспоры. Естественно, под «гражданами Русского мира» имелись в виду не только лишь этнические русские, но и все, кто говорит на русском как на втором своём языке (украинцы, белорусы, татары, казахи — представители всех народов бывшего СССР, для которых билингвизм был нормой), и даже изучавшие русский язык немцы, французы, итальянцы или американцы.

Первоначально никакого политического смысла это выражение не имело; активисты Русского мира занимались пропагандой русского языка и русской культуры. Но в 2014 году ситуация изменилась.

В марте 2014-го политическое руководство России приняло решение включить в состав РФ автономную республику Крым и город Севастополь. Несмотря на то что Крым — многонациональная республика (кроме русских, там живут татары, украинцы, греки, евреи, караимы и многие другие народы, да и сами русские в Крыму составляют специфический субэтнос, сильно отличающийся от русских центральной России), в качестве идеологического обоснования этого шага была выбрана облегченная доктрина русского национализма и ирредентизма.

Так согласно доктрине, воссоединение Крыма с Россией есть воссоединение двух разделённых частей русского народа. Руководство России напоминало Германии, которая ввела против нашей страны санкции, о том, что именно мы помогли воссоединиться немецкому народу в 1989 году, и упрекало её в том, что теперь, когда Россия делает то же самое, немцы, дескать, проявили неблагодарность.

В ходе этого поворота, идеологи либерального крыла русских националистов, такие публицисты, как Егор Холмогоров, которые раньше были вполне маргинальны и известны лишь в определённом сегменте Рунета, получили доступ на телевидение, радио, в официозные газеты — «Известия» или «Комсомольскую правду».

Именно идеологи русского национализма переформатировали понятие Русского мира, сделали его политическим и наполнили выгодным для себя содержанием. Под Русским миром они стали понимать «разделённую русскую нацию», часть которой оказалась на территориях других постсоветских государств.

Очень выразительно это переформатирование описывает идеолог нацдемов Егор Холмогоров в статье под знаковым названием «Что такое Русский мир?». Прошу прощения за объёмную цитату, но она показательна:

«Чтобы отсрочить необходимость выбирать, и материализовалась в нашей публицистике и политологии концепция Русского мира. Мол, единой исторической России уже нет, но не переживайте — есть Русский м i р, в котором все говорят на одном языке и едят из общей миски салат оливье… Расплывчатое «мiр» позволяло уйти от воспалённой неопределённости слов «страна», «государство», «нация».

Русский мир так и оставался бы слабым наркотиком… если бы конец истории внезапно не закончился. ...Русский мир стал пространством восстанавливающей, реинтегрирующей экспансии России в той мере, в которой она как-то идентифицирует себя с русской нацией и с Россией исторической».

Итак, Русский мир по Холмогорову — это теперь не что иное, как русская нация, для которой не существует «беловежских границ». При этом существование таких восточнославянских народов, как украинцы или белорусы, идеологи Русского мира вообще отрицают, включая их в «русскую нацию» на правах субэтносов. Тот же Егор Холмогоров в эфире канала «Царьград» заявляет:

«Украина изначально была польским проектом. Там было две идеи — австрийская и польская. Обе были одинаковые — оторвать часть русского населения от России, от Российской империи и от Русского мира».

А в «Живом журнале» он выражается ещё определённее:

«Настоящих "украинцев", то есть людей, у которых совпадают идеология и идентичность украинства, …за пределами Запада — единицы... В большинстве своём перед нами хохлы, то есть русские украинцы, прошедшие украинскую школу, устыдившиеся своих русских корней… Хохол должен испытывать непрерывный стресс от того, что он вписался в "украинцы", и тогда он скажет: "Та ну его — буду лучше русским"».

Комментировать эти слова, граничащие с унижением по национальному признаку, думаю, излишне.

Нацдемы предложили свою альтернативу проекту евразийской интеграции, вызвавшую законное недоумение и негодование в Белоруссии, Казахстане, Киргизии (не говоря уже об Украине). По их мысли, не нужно воссоздавать постсоветское пространство в виде Евразийского политического союза, нужно строить русское национальное государство. Ещё недавно идеолог русских нацдемов Крылов клял своих оппонентов-«имперцев» за их тяготение к государственному расширению, теперь же русские нацдемы сами стали говорить о том, что присоединения Крыма мало, нужно присоединить Донбасс, затем восточные и южные области Украины («Новороссию»), Белоруссию (в виде «Минской области»), северные области Казахстана, где компактно проживает много русских. При этом они продолжали настаивать на отделении Северного Кавказа, чтобы сделать Россию ещё более мононациональной.

Приведу слова Константина Крылова с пресс-конференции редакции журнала «Вопросы национализма». Журналист, побывавший там, пишет:

«На мой вопрос о возможных границах "русского национального государства"… К.К. (Константин Крылов — Р. В.) ответил, что признаёт основой для его создания всю территорию Российской Федерации, за исключением нескольких кавказских республик. Кроме того, Россия гипотетически могла бы претендовать на земли с преобладающим русским населением, которые после распада СССР не вошли в состав РФ: Северный Казахстан, Белоруссию, Восточную Украину, Крым...».

Такое устрашающее содержание имеет теперь некогда вполне невинное понятие «Русский мир»…


Цивилизация советского человека

Но дело не только в том, что это понимание Русского мира раскалывает державы евразийского пространства, да и сеет рознь внутри самой России. Дело в том, что это понятие связано с ложной концепцией, существенно искажающей нашу социальную реальность. Русский мир — это не однородная этнокультурная общность, которую осталось только политически активизировать, чтоб она стала нацией. Как уже говорилось, среди людей, говорящих и мыслящих по-русски на постсоветском пространстве, огромное количество тех, кто вовсе не является этническими русскими.

Более того, многочисленные социологические и культурно-антропологические исследования показывают, что никакой принципиальной разницы между этническими русскими и, скажем, русскоязычными татарами, казахами, киргизами, белорусами и даже украинцами в плане жизненных стратегий, мировоззренческих моделей и стереотипов, в общем-то, нет. Они зачастую любят одних и тех же эстрадных исполнителей, они ждут от своих правительств одного и того же, они в общении друг с другом поступают схоже, если не одинаково.

Безусловно, они причастны к русской культуре (как и к своим национальным культурам). Но это — не абстрактная, вневременная русская культура, как хотелось бы думать русским националистам, ослеплённым своим антисоветским ражем, это — советская русская культура. Даже герои и деятели дореволюционной русской культуры (как А. С. Пушкин или Александр Невский, например) предстают в этой культуре в их советской интерпретации (хотя сами современные люди могут этого не осознавать). Поэтому, полагаю, правильнее говорить не столько о русском, сколько о советском мире.

За 70 лет существования СССР сложилась советская цивилизация, включавшая в себя не только политический или экономический компоненты, но и особый тип жизнеустройства и особый тип человека. Это тот самый «гомо советикус», открытый, кажется, Александром Зиновьевым. Он, естественно, — не идеал, и у него есть свои достоинства и недостатки, но он и не злобный и жалкий монстр, которым его изображают либералы (большинство из которых, кстати, несмотря на свой показной антисоветизм, сами в жизни — типичные «гомо советикусы»).

Советский человек — наследник русской дореволюционной дворянско-буржуазной культуры, которую ему привило советское просвещение, но в сфере приватных жизненных практик он в большей степени наследник дореволюционной крестьянской цивилизации (и это понятно, ведь социальной базой советской революции был вовсе не тонкий слой пролетариата, а крестьянство и радикальная интеллигенция). Разумеется, если речь идёт о нерусских представителях советской цивилизации, то здесь нужно говорить и о взаимосвязи с традициями наших евразийских народов, но и для них советская русская культура очень значима, поскольку она представляла собой для них ворота в модерн, в «современный мир».

Рухнула идеология советской цивилизации, её политические институты, её экономический уклад. Государственные границы разделили её на несколько республик, зачастую находящихся в сложных взаимоотношениях.

Но советский человек остался, он воспроизводит своё бытие, передаёт его следующим поколениям, живёт, так сказать, «коллективным бессознательным» советской культуры. И он представляет собой ту точку опоры, с которой можно начать сборку Советского Союза — 2 (вне зависимости от того, как это государство будет называться). Нужно только надстроить над бытом, жизненными практиками, фантастическими мирами советских людей адекватные всему этому политические, идеологические и экономические институции.

Адекватные — значит, не повторяющие те, что были в позднем СССР, потому что устаревшие догмы советского марксизма-ленинизма, тотально огосударствленная экономика, однопартийная геронтократия, давно уже не соответствующие духу советской цивилизации, заставили её представителей выступить с протестами, но по злой иронии истории эти протесты оказались направленными против самой советской цивилизации…

Поиск новых форм для советского мира — вот задача для патриотов Евразии, стремящихся к осуществлению нового евразийского единства.

При этом нельзя, конечно, сказать, что советский мир вовсе не пострадал от реставрации капитализма. На территории бывшего СССР есть целые лакуны, где антропоцид дошёл до своего логического завершения. Ведь в 90-е годы происходили не просто реформы в экономике, тогдашние западники ставили перед собой цель уничтожить определённый тип человека, а именно того самого советского человека. Кое-где они этой цели почти достигли. Тоньше и слабее всего слой советских ценностей в центре — в мегаполисах, прежде всего, в Москве и Санкт-Петербурге.

Появление и активность русского национализма в Москве весьма показательны, национализм ведь — буржуазная идеология, и он распространяется там, где начинает формироваться буржуазия с её специфическим мировидением, заражающим своими флюидами часть интеллигенции. Взгляд на мир как на естественную конкуренцию наций и национальных государств — это не что иное, как одна из разновидностей понимания общества как естественной конкурентной борьбы самодостаточных индивидов.

Больше же всего советская цивилизация — под внешней мимикрией западничества и капитализма — сохранилась в провинции, особенно в национальных республиках России, а также в таких республиках бывшего СССР, как Беларусь или Казахстан (в государствах Средней Азии с оттоком русских произошла значительная архаизация, что не меньше, чем капитализм, разрушительно влияет на советскую цивилизацию, ведь советский проект был столь же модернистским, сколь и традиционалистским).

Отсюда можно предположить, что и восстановление советской цивилизации в новых её формах может начаться с национальных республик.

Как это будет происходить, предсказать трудно. Пока речь идёт об аналитической культурной работе, которую могут взять на себя просоветски и проевразийски настроенные интеллектуалы из этих республик.