Семён Уралов — союзный интегратор портала СОНАР-2050 — инициировал дискуссию о роли России в обеспечении белорусского суверенитета, а также о возможностях Беларуси по усилению суверенитета России. Прочитать публикации по данной теме можно по тегу «Суверенитет». В этом же тексте пойдёт речь о том, что продвигаемый ЕС проект «Восточного партнёрства» не сможет стать альтернативой интеграции в рамках СГ или ЕАЭС.

Конец 2018-го и начало 2019-го ознаменовались кризисом в отношениях России и Беларуси. Идея Союзного государства и дальнейшая интеграция в рамках СГ оказались под угрозой. В мае, на волне саммита «Восточного партнёрства», снова встал вопрос о развитии сотрудничества в рамках данного формата, участницей которого является и Беларусь. Стороны, судя по заявлениям чиновников, достигли существенного прогресса в подготовке визового соглашения между ЕС и РБ.

Справка. «Восточное партнёрство» (ВП) официально оформилось в Евросоюзе в 2009 году, хотя ранее под видом политики соседства оно уже существовало в более обобщённом формате, куда входили ещё и страны Северной Африки. В программу «Восточного партнёрства» сегодня входят шесть постсоветских стран: Украина, Беларусь, Молдова, Армения, Азербайджан и Грузия. У каждой из них свой уникальный и индивидуальный путь выстраивания отношений с ЕС, и сложно сказать, что ВП представляет собой единую и яркую историю успеха. Такую историю успеха трудно назвать даже в отношении хотя бы одного государства программы «Восточного партнёрства».

На фоне неоднозначной истории программы все попытки Беларуси утвердиться в рамках «Восточного партнёрства» выглядят скорее как политический торг. Хотя ЕС снял санкции с Беларуси, а Минск стал площадкой для переговоров по Украине и другим вопросам европейской безопасности (например, в рамках встреч Мюнхенской конференции безопасности), тем не менее сложно говорить о серьёзном расширении сотрудничества и сближении по линии Минск — Брюссель. ЕС понимает степень зависимости Беларуси от России и неготовность отказываться от экономических преференций, которые даёт Минску Москва. Кроме того, ЕС принципиален в вопросе демократизации постсоветских стран — без этого для них невозможно участие в программах Евросоюза.

Задачу демократизации стран «Восточного партнёрства» и адаптации их законодательства под свою систему ЕС ставит перед собой непосредственно для продвижения своих интересов. С этой мировоззренческой позиции Евросоюз берёт на себя роль старшего в европейской политике, с правом указывать на оптимальность и желательную планку политики других стран и правом диктовать свои правила игры. В эту логику поведения вписывается вся политическая риторика и критика касательно «последнего диктатора Европы» — Александра Лукашенко, которая, хотя и ослабла в последние годы, тем не менее остаётся рычагом влияния на республику.

Схожей принципиальной позиции придерживаются и США. Вопросы прав человека, отмены смертной казни и включения в политический процесс несистемной белорусской оппозиции так или иначе будут вставать при попытках Минска сблизиться с Вашингтоном и Брюсселем.

«Восточное партнёрство» для ЕС, с одной стороны, — это способ обеспечить предсказуемое и лояльное окружение, т. е. создать «пояс безопасности» по периметру границ. С другой стороны, «Восточное партнёрство» — попытка для ЕС закрепиться на международной арене, расширить «зону влияния», повысить свою значимость в регионе и реализовать свои интересы — политические и экономические. Зачастую эти интересы идут вразрез с интересами России, что провоцирует конфликтные ситуации, жёсткую конкуренцию и ситуацию «игры с нулевой суммой», в первую очередь на постсоветском пространстве.

Часть стран ВП, в частности Украина, Грузия и Молдова, считают программу важной для своего развития, закрепления «цивилизационного выбора» и мечты о принятии в европейскую семью народов. Однако на выходе ни одной из стран не удалось разрешить проблему внутренней социальной напряжённости. И если Грузия хотя бы имиджево продвинулась в сторону технократической модели государства, то Украина и Молдова закрепились в своём политическом развитии как олигархические государства. Все три государства при этом имеют серьёзные территориальные проблемы, а общества политически расколоты.

Безусловно, любая интеграция традиционно требует делегировать полномочия на наднациональный уровень, делиться своим суверенитетом с другими участниками объединения. И чем больше стран состоит в интеграционном блоке, тем меньше вероятность быть услышанным — ведь в итоге необходимо гармонизировать и привести к общему знаменателю интересы всех участников объединения. Так же сложно привнести новые правила в старый, устоявшийся и сформированный на протяжении многих лет интеграционный союз.

Если сравнить окна возможностей в рамках ЕС и ЕАЭС, то Беларусь имеет реальные рычаги влияния на формирование, содержание и выработку правил Евразийского экономического союза, в то время как при движении в сторону ЕС нужно принимать его правила игры, исключая возможность членства или иной степени интеграции, если ты не отказываешься от своей политической и экономической модели в пользу европейской либеральной модели. Формат «Восточного партнёрства» изменить Беларуси не под силу.

Беларусь традиционно склонна к умеренной, более выверенной позиции — не обрывать связи ни с ЕС, ни с Россией. Особая осторожность подтверждается и тем, что Беларусь — единственная страна «Восточного партнёрства», которая не имеет территориальных конфликтов. Членство в Таможенном союзе, а затем и в ЕАЭС не стало финалом отношений с Евросоюзом, и сейчас Беларусь позиционирует себя скорее как точку входа для продвижения интересов России и артикуляции российской позиции на площадке «Восточного партнёрства» (как мост между ЕС и Россией).

Россия, со своей стороны, предоставляет экономический и политический «зонт», гарантии безопасности и поддержку Беларуси на международной арене. И от Беларуси Россия ожидает поддержки на международной арене.

Европейское направление для Беларуси как альтернатива тесных отношений с Россией сегодня осложнено ещё и тем, что программа «Восточного партнёрства» находится в серьёзном кризисе и становится всё менее привлекательной для колеблющихся стран-участниц — Беларуси, Армении, Азербайджана.

Кризис «Восточного партнёрства» особенно остро обозначился в 2014 году после событий на Украине. Поводом для майдана, как хорошо известно, стало неподписание Соглашения об ассоциации с Евросоюзом, которое непосредственно является инструментом «Восточного партнёрства».

Хотя сказать о том, что программа действительно эффективно работала до 2014 года, сложно. Например, ранее отмеченный «отличник "Восточного партнёрства"», Молдова, в 2018 году была признана «захваченным государством» как на внутриполитическом уровне, так и на уровне Европарламента. Власть молдавской олигархии (точнее, одного олигарха — Владимира Плахотнюка) кажется сегодня непобедимой даже внешним европейским наблюдателям.

ВП скорее удавалось завлечь постсоветские государства европейской мечтой, безвизовым режимом, здесь сработала пресловутая «мягкая сила», но найти реальный выход из внутренних тупиков — экономических, политических и социальных — не получилось.

Государства «Восточного партнёрства» превратились в поставщиков рабочей силы и рынок сбыта продукции, хотя, например, пошатнувшееся за последние годы благосостояние украинских и молдавских граждан не способствует высокому росту потребления европейских товаров внутри Украины и Молдовы.

Сохранение возможности не импортировать, а производить товары на своих производствах — как раз признак суверенитета. Движение в сторону интеграции с ЕС для Беларуси даже на уровне «Восточного партнерства» в данном случае поставит условием полный слом экономической системы Беларуси и переход на либеральные рейсы, что, помимо зависимости, может вызвать и серьёзный социально-экономический кризис внутри страны.

Тот же слом будет ожидать и политическую систему, многие решения относительно смены законодательства будут приниматься вопреки народному волеизъявлению. Адаптация к правилам ЕС — обязательное условие для сближения с Евросоюзом в рамках ВП, что совершенно не учитывает особенности государства и потери, которые оно будет вынуждено понести в связи с этим.

Показательно, что инициировали и продвигали «Восточное партнёрство» в первую очередь Швеция и Польша, имеющие свои политические и исторические амбиции, особенно ярко проявляющиеся в польской внешней политике. Польская внешняя политика имеет свои откровенные претензии и на Беларусь, к тому же Польша часто открыто поддерживает белорусскую оппозицию. Шведы, в свою очередь, активно продвигают ультралиберальную повестку (отказ от половых различий, права сексуальных меньшинств), что сильно противоречит устоявшимся в Беларуси ценностям.

Сложно говорить о возможном равенстве Беларуси в диалоге с ЕС в случае, когда республика отстранена от некоторых форматов «Восточного партнёрства».

Например, она не участвует в диалоге парламентариев «Евронест» ещё с 2011 года.

К участию в парламентской ассамблее среди участников ВП не допускаются официальные лица Беларуси, зато двери открыты для белорусской оппозиции. В таком подходе чётко прослеживается политизированность действий Брюсселя.

В свою очередь, сотрудничество с Россией и Союзное государство как объединение не требуют смены политического и экономического уклада. Безусловно, сближение и интеграция потребуют изменений в законодательстве и его гармонизацию, но общее советское прошлое позволяет исходить из опыта совместного сосуществования и сохранившихся взаимосвязей — нет необходимости ломать другого под себя.

Обращение к России для Беларуси — это ещё и возможность избежать диалога с ЕС с позиции слабого или просящего. Сегодня такой путь просителя для постсоветской страны — это, скорее, путь в никуда.

Относительно удачно вписаться в контекст ЕС в 2000-х удалось странам бывшего социалистического блока. Но и это длилось до поры до времени — Венгрию и Польшу на уровне институтов ЕС активно обвиняют в развитии авторитаристских процессов, Румыния и Болгария до сих пор не интегрировались даже институционально в ЕС до уровня остальных стран (например, они по-прежнему не являются частью Шенгенской зоны), страны Прибалтики столкнулись с массовым оттоком населения и потерей промышленных мощностей. Балканы по-прежнему являются головной болью юга Европы и отдельно Евросоюза.

Вряд ли такой путь выглядит привлекательным для Беларуси с её структурой экономики и политической системой. Отказ от интеграции и европеизации не означает отказ от сотрудничества с ЕС, но подразумевает формирование совершенно нового подхода постсоветских стран к Евросоюзу.

Беларусь для ЕС — потенциальный объект переформатирования и реформирования в сторону либеральной модели в угоду законодательству ЕС как с точки зрения экономики, так и с точки зрения политики. Сложно в данной ситуации говорить о сохранении устойчивого суверенитета для Беларуси. В то же время укрепление стратегических отношений с Россией и интеграция в ЕАЭС и Союзное государство позволяют сохранить за собой социально-политический и экономический уклад и право распоряжаться своим развитием по своему усмотрению.