Принятые в России законы о
суверенном интернете, об оскорблении представителей власти, блокировка сайтов и
популярных мессенджеров были восприняты обществом как запрет на критику власти,
свободное распространение информации и политическую цензуру. Сложившаяся ситуация,
однако, не уникальна, в том смысле, что аналогичные ограничения в той или иной
форме вводятся или обсуждаются в других странах. Государственные инициативы в
сфере интернета, а также постоянные обвинения и скандалы, связанные с политикой
социальных сетей по отношению к распространяемому там контенту, выводят на
глобальную проблему демократии в современном информационном обществе.
Данная проблема выходит за
традиционные рамки идеологических различий между разными политическими
режимами. Контроль над информацией реализуется в самых разных политических
системах, тем более что их различия либо фактически отсутствуют, либо размыты. Непреложный принцип информационного
общества может быть сформулирован следующим образом: самый массовый источник
информации и канал коммуникации неизбежно оказываются под тотальным контролем
со стороны власти. Может ли общество в этих условиях реализовать своё право
на информацию или же новые коммуникационные технологии и платформы
устанавливают качественно новые и непреодолимые коммуникативные отношения между
обществом и властью?
Интернет как пространство свободы: три волны оптимизма
В романе советского
писателя-фантаста Ивана Ефремова «Час быка» запрет на доступ к информации
согласно кодексу Великого кольца являлся одним из величайших преступлений, за
которое могло последовать даже планетарное вмешательство и уничтожение
установившего такой порядок режима. Подобный подход на уровне политической
риторики исповедует западное общество применительно к недемократическим и
диктаторским режимам. Информация является совокупностью различных данных и
знаний, подлежащих свободному обмену и доступу, играет в современном обществе
роль, сопоставимую с физиологическими потребностями человека в питании, жилье,
безопасности и т. д. Такое значение информации не является преувеличенным, хотя информационное общество создаёт свою
диспропорцию: информационные технологии и их доступность явно опережают
доступность для граждан медицины, образования, экологически чистого
продовольствия и среды обитания.
Возникновение интернета и его становление в качестве массовой коммуникации, как пространства свободного общения, обмена информацией и знаниями в самом конце 1980-х — начале 1990-х годов вызвало небывалый прилив оптимизма, который разделяли как левые, так и либералы. Первые видели в интернете прообраз киберкоммунизма, который должен был обрушить существующую капиталистическую систему, вторые увидели новый рынок, открывавший новую эру постиндустриальной креативной, экономики и гармонизирующий старый капитализм. Интернет воплотил самые разные смелые надежды и до сих служит прототипом для оптимистических и пессимистических сценариев будущего.
Второй всплеск оптимизма пришёлся
на 2000-е и был связан с возникновением и внедрением концепции Веб 2.0,
построенной на пользовательском контенте. Тогда многим казалось, что монополии крупных издателей, государственных и
корпоративных СМИ приходит конец. Каждый смог стать не только потребителем,
но и, самое главное, производителем и распространителем идей, знаний или услуг.
Третья волна оптимизма и
позитивных ожиданий связана с ростом популярности социальных сетей, развивающих
новую систему сетевых взаимодействий. Кроме того, значение соцсетей усилилось
на волне так называемых интернет-революций эпохи «арабской весны» в 2011 году,
когда они эффективно использовались для координации действий протестующих
против властей. Фактически ни один
медийный ресурс сегодня не может существовать без привязки и без
распространения своего контента через соцсети. Рядовой же пользователь
увидел в соцсетях простую и эффективную платформу, куда можно перенести свою
гражданскую активность, развлекаться, налаживать связи, заниматься
самопродвижением или вести мелкий бизнес. Объективная
зависимость гражданского общества и сферы услуг от социальных сетей только
увеличивается.
Однако новые технологии в виде
«умного» дома, дополненной (AR) и виртуальной реальности (VR) уже не вызывают
былого оптимизма. Открываемые и развиваемые киберпространства уже находятся под
контролем и не дают существенных преимуществ для гражданского общества.
Современное информационное общество переживает конец эпохи кибероптимизма. Ощущение свободы и возможности существования некой альтернативной реальности «под носом» у больших субъектов власти стала утрачиваться. Новый прагматизм эпохи больших данных хоронит утопические идеи цифрового равенства и «киберкоммунизма».
Одна цензура или несколько?
Ключевой вехой развития интернета
и новых медиа стал приход в эту среду сначала крупных корпораций и СМИ, а затем
и государства. Как и в реальном мире, немедленно встал вопрос о собственности, а
значит об управлении киберпространством и власти.
Власть в коммуникационно-информационном пространстве реализуется сразу на нескольких уровнях: физическом — физическая и интеллектуальная собственность, управление, физическое размещение и хранение данных; идеологическом — производство смыслов; когнитивном — монополия на знание и интерпретацию, обусловленную первыми двумя пунктами.
Государственные и корпоративные
структуры устанавливают полный контроль над коммуникациями: никакое сообщение
не может быть произведено и донесено до адресата, а также не получит массовое
влияние вне контроля власти, конкретными проявлениями которой являются цензура,
редактирование, троллинг, фейки и т. д. В ситуации информационного изобилия и
высокой конкуренции за аудиторию сделать это гораздо проще, особенно в
сочетании с традиционными репрессивными практиками. Конечно, корпоративная
цензура, часто осуществляется исходя не из политических или идеологических, а
чисто прагматических бизнес-интересов. Другое дело, насколько эти интересы
вообще существуют в отрыве от идеологии и большого метанарратива, наподобие
того же общества потребления? В отличие от государственной цензуры, цензура
корпоративная не вызывает практически никаких серьёзных последствий, и
периодически появляющиеся новости о слежке и сборе данных пользователей,
например, в тех же соцсетях или мобильных операционных системах, «стучащих» на
своих пользователей, не вызывают такого раздражения. Мониторинг и слежка
коммерческих структур за гражданами воспринимается как политически допустимая и
рыночно легитимированная практика.
Фактически рядовой пользователь сталкивается с цензурой двух типов: с классической
государственной цензурой, пришедший к нам ещё со времён печатных СМИ, и новой
корпоративной цензурой эпохи новых медиа. Обе эти цензуры различны по своей
форме и идеологической «обертке», но одинаковы по репрессивности. И государство,
и частный бизнес не рассматривают коммуникативное пространство социальных сетей
в частности и интернета в целом в качестве неотчуждаемой частной
собственности. Аккаунты в социальных
сетях больше не рассматриваются работодателем и медиа как частное пространство
человека, за высказывание в интернете можно поплатиться работой или свободой.
Так, согласно исследованиям компании Device Research, проведённым ещё в
2013 году, каждый десятый человек в США в возрасте от 16 до 34 лет хотя бы один
раз сталкивался с отказом в приёме на работу из-за неудачной, с точки зрения работодателя, записи
или комментария в социальных сетях.
Стоит ли говорить, что сегодня
подобная практика усиливается ещё больше. Это фундаментальное противоречие
информационного общества, с точки зрения владельцев
информационно-коммуникационного пространства, не в пользу общества.
Важной отличительной чертой
цифровой реальности информационного общества сегодня является автоматизация
мониторинга и управления на основе получаемого в реальном времени потока
данных. Процесс управляемости до степени полной автоматизации современных
коммуникаций постоянно усиливается. Технология больших данных (big data) в этом
отношении представляет собой не только развитие информационных технологий
обработки и анализа информации, но и потенциальную угрозу демократии, когда
решения будут приниматься на основе алгоритмов, а не свободного гражданского
выбора. Коммуникационная и информационная открытость перестают быть «гарантом»
демократии и свободы.
И если традиционное государство, которое видит в интернете и социальных
сетях угрозу своему суверенитету, действует в этой сфере по старинке, методами
репрессивных законов и отключений, то это ненадолго: существенно большую
опасность представляет слияние государственной и корпоративной цензуры в единый
программный и аппаратный комплекс.
В поисках технических решений
Очевидно, различные лазейки и
островки свободы будут сокращаться как самыми грубыми и репрессивными
методами, так и более «мягкими», удушающими средствами контроля над нарушениями
многочисленных правил, лицензий и пользовательских соглашений. Интернет и новые
медиа XXI века, судя по всему, станут очень унылым местом. Ни о каком позитивном
изменении общества, о котором различные киберутописты могли ещё мечтать в
начале 1990-х, в существующем информационном обществе говорить не приходится.
Выход из сложившейся ситуации
напрямую зависит от действий самого общества. Сегодня от всех обитателей
киберпространства — от разработчиков до рядовых пользователей — требуется:
- Развивать инструменты мониторной демократии, использовать их для
контроля над субъектами государственной и корпоративной власти, добиваясь таким
образом прозрачности принимаемых решений и повышения своего влияния на
политику.
- Бороться с засильем копирайта, делая его общественно неприемлемым, и
подталкивать собственников на пересмотр бизнес-моделей, развивать свободный
обмен знаниями и информацией.
- Искать технические решения для создания новой цифровой среды и
киберпространства, чем в своё время и стал интернет, формируя их архитектуру с учётом опыта интернета 1.0 и 2.0.
Это всего лишь неполный перечень
мер, которые требуют обратить на них особое внимание не только
технических решений, но и общественной солидарности. Именно социальная
солидарность лежит в основе гармоничного общества —
индустриального, постиндустриального или виртуального.