Редакция предложила интересное: поразмышлять, может ли быть белорусский протест русским по культурной идентичности, а не прозападным.

В принципе, протест — он сам по себе «против», это сигнал государству, что у него «что-то не так». Про «честные выборы» и прочую лирику кукловоды рассказывают публике просто для красоты, чтобы ловить в мутной воде свою шкурную рыбку. На самом деле никакой конструктивной повестки у протеста нет и быть не может. Если есть, то это уже не протест и не «майдан», а полноценное гражданское общество.

Полезно начать от противного: с вопроса, почему политический протест в постсоветских государствах (и в Белоруссии, да и в России тоже) «прозападный»?

Списывать это только на происки внешних врагов и их наймитов легкомысленно. Враги и наймиты на то и есть, чтобы гадить, иначе какие из них враги и наймиты. Но гадят они там, где им дают. Внешняя-то угроза — она всегда внутри.

Как ни странно, «прозападность» задаётся протестам в первую очередь… самой русской (или белорусской, без разницы) культурной идентичностью. Ведь это у нас у самих существует образ неведомой, но заманчивой заграницы. Это такая объективная сопутствующая издержка исторической русской самодостаточности и чёткого разграничения «мы — они». Это не хорошо и не плохо — просто такая культурная данность.

При умелом пользовании культурная данность усиливается действительно существующими различиями в материальных жизненных укладах. А как же без них — иначе мы не были бы разными цивилизациями, живущими каждая в своих непохожих условиях и со своими непохожими повадками. У нас с Европой даже христианства — и те разные.

Слепить из этих естественных различий красочный рекламно-пропагандистский плакат — дело техники, несложная задача для ушлого спекулянта. Технология-то простенькая, описывается пошагово в примитивных инструкциях. И уже эта реклама действительно втюхивает потребителю товар конкретного заказчика. Ведь никто же не зазывает белорусов «жить, как в Африке и вместе с Африкой», хотя там ведь тоже «не так, как у нас», а погода даже лучше.

Но заметьте: «прозападные» рекламные проспекты — это тоже не конструктивная составляющая протеста. Это сказка. Обрабатываемому лоху… то есть потребителю предлагается картинка конечного продукта, в лучшем случае даже настоящая, ведь и круассаны в парижских кафешантанах и впрямь чудо как хороши, и средневековые улочки романтичны, и бюргеры трудолюбивы. Собственно, мы всё это ещё из советского кино знаем — про Карлсона, про Штирлица, про Снежную Королеву, про барона Мюнхгаузена.

В рекламе-то ничего не рассказывается про «кровь, пот и слёзы», иначе ценность рекламы обнуляется. Рекламный позыв для того и существует, чтобы любую деятельность по получению благодати свести к раз-два: захотеть, выгодно купить или совершить что-нибудь нетрудоёмкое и понятное, например, выйти на «майдан» и потребовать, чтоб было. В идеале деятельность вообще свести к нулю: «Хочу в ЕС и кружевные трусики» — это же гениально в своей незамутнённости на самом деле.

А сказки и чудо любят в любом народе. Русская культурная идентичность — не исключение.

Таким образом, «прозападная» ориентированность протестов — это, во-первых, эксплуатация нормальной детской идентичности; во-вторых, тоже никакая не конструктивная составляющая, ибо не предполагает созидательного действия и не побуждает к нему.

Русский по культурной идентичности протест — это не про то, чтобы без труда получить «ништяки» «извне». Он, наоборот, про то, чтобы обустроить свою страну изнутри, преодолевая невзгоды, своим трудом и в конкретных обстоятельствах. А это уже не «против», это «за». Гражданское общество в протесте не самозарождается, но такая трансформация может стимулироваться и поощряться государством. Не просто формальным «диалогом», а со-работничеством в едином культурном и ценностном поле — в этом и должна быть суть конституционной подстройки политического процесса под политическую реальность.