Петербургский международный экономический форум (ПМЭФ) в 2021 году прошёл под знаком декарбонизации — снижение выбросов парниковых газов (ПГ) — и «озеленения» экономики.

«Зелёная» повестка стала развитием поручений, которые были озвучены президентом Путиным в ходе послания Федеральному собранию, а они в свою очередь уходят корнями в растущую тревогу политиков и общественности, вызванной глобальным изменением климата, чьим выражением стало Парижское соглашение по климату.

Для обывателей выражением климатической повестки и борьбы с глобальным потеплением стала крайне эмоциональная речь шведской школьницы Греты Тунберг с её пассажем о том, что «мы все [люди] на пороге вымирания».

В России к словам шведской школьницы отнеслись скептически, однако за 6 дней до этого правительство — к тому моменту спустя 3,5 года ожиданий — приняло решение присоединиться к Парижскому соглашению по климату. Тем не менее, ни в 2016, ни в последующие годы политики вне зависимости от уровня к климатической повестке относятся со скепсисом, выражением которого стали слова президента Путина о том, что изменение климата зависит не только от деятельности человека, но и от глобальных процессов, но влияние человека нужно минимизировать.

К середине 2021 года дискуссия о том, каково реально ли глобальное потепление и каков вклад человечества в разогрев атмосферы Земли посредством эмиссии углерода не имеют никакого значения: необходимость снижения выбросов углекислого газа признана ведущими политиками стран мира и оформлена в массу нормативно-правовых актов. Эти акты направлены не только на снижение объёмов выбросов углекислоты в атмосферу Земли, но и на коренную трансформацию экономик ведущих стран мира, а также могут стать причиной грядущих торговых войн под прикрытием борьбы за экологию.

• Безусловно, хозяйственная деятельность человека вносит вклад в глобальное потепление, является ли этот вклад решающим — вопрос дискуссионный, однако перед человечеством стоит задача не столько обратить вспять процесс потепления (это невозможно), сколько замедлить его, выиграв время для адаптации.
• Если рассматривать российскую политику по противодействию глобальному потеплению с позиции радикальной экологии, то её есть за что подвергнуть жёсткой критике. Придраться можно к недостаточно амбициозным целям по сокращению эмиссии ПГ, упору не столько на модернизацию предприятий, сколько на леса с их поглощающей способностью, «улучшение» методик учёта поглощающей способности лесов, а также недостаточно быстрое (по сравнению с соседями) формирование национальной нормативно-правовой базы.
• Однако нужно понимать, что борьба с глобальным потеплением — это история не только (и не столько) про экологию, сколько про экономику с созданием новых — весьма хитрых — торговых барьеров и повышение конкурентоспособности.
• Ускоренная декарбонизация ЕС вызвана рядом факторов: желанием снизить зависимость от импорта энергоносителей, попыткой повысить конкурентоспособность своего бизнеса, а также (в определённой степени) защитить экологию. Тем не менее, ЕС был вынужден принять «мягкую» версию ТУР, которое полноценно заработает лишь с 2026 года, что позволит бизнесу из других стран адаптироваться к новым условиям.
• В силу того, что тренды по декарбонизации задаёт ЕС, под него уже подстраиваются Россия, Китай и Казахстан. Подстройка эта помогает решить несколько задач. Во-первых, сохранить свои доли на рынке ЕС. Во-вторых, модернизировать промышленность. В-третьих, улучшить экологическую обстановку в своих странах.
• В климатической повестке Россию, несмотря на то, что она не игнорировала Парижское соглашение по климату в отличие от США, ведущей назвать сложно. Россия скорее ведомый субъект, что предопределено экспортоориентированной экономикой и крайне развитой добывающей, химической и металлургической отраслями промышленности.
• Запуск собственной системы торговли квотами, копирующей EU ETS, по оценкам Vygon Consulting. Так, суммарный платёж от отраслей ТЭКа составит 14,6–18 млрд евро в год, из них 74–90 % придётся на электроэнергетику. Исходя из параметров экспорта в ЕС в 2015–2020 годах на уровне 6–13 млрд кВт*ч в год, компании могут заплатить 80–180 млн евро в год. В случае же запуска собственной системы при цене 40 евро за тонну СО2-эквивалента общий платёж увеличится на 13,3 млрд евро, повысив средние цены на электроэнергию для бизнеса на 30–40 %. Причём оценка включает только выбросы при производстве электроэнергии в ценовых зонах оптового рынка. Российские НПЗ от введения национальной системы торговли квотами могут потерять 0,51–2,37 млрд евро, нефтегазохимические компании — от 0,66 млрд до 2,29 млрд евро. Наиболее уязвимо производство аммиака, большие объёмы которого экспортируются. Возможным решением может стать производство дальнейших переделов (азотных удобрений), которые не облагаются платой в рамках EU ETS.
• Не меньшей проблемой введения ТУР станет и для металлургии. По оценкам КПМГ, в результате введения ТУР дополнительная фискальная нагрузка для российских компаний чёрной металлургии только по поставкам проката и готовых продуктов в Европу может составить 251–418 млн евро, а при вводе с 2025 года — 265–442 млн евро. Если налог будет распространён и на полуфабрикаты, то потери составят 426–709 млн евро при вводе ТУР в 2022 году и 451–752 млн евро — в 2025 году. По оценкам КПМГ, при вводе ТУР в 2022 году дополнительная ежегодная налоговая нагрузка на «Русал» составит 166–277 млн евро, а при вводе с 2025 года — 122–203 млн евро. Решать проблему ТУР отечественная металлургия планирует за счёт модернизации производств.
• При введении ТУР серьёзные проблемы возникнут у производителей азотных удобрений. Для них углеродный сбор может стать заградительно высоким, достигая 40–65 % текущей экспортной стоимости удобрений. Для выпуска 1 тонны продукции требуется порядка 3,2 мВт*ч электроэнергии, получаемой из метана (используется для производства водорода путём паровой конверсии метана) и сопровождающийся выделением СО. Главная идея, вокруг вращается идея «зелёного» метана — использование ВИЭ, которая и должна направляться на электролизеры водорода. Себестоимость такого аммиака будет запредельной: при текущих ценах на газ в Европе получение тонны «зелёного» аммиака обойдётся примерно на 200–300 % дороже, чем обычного. В более долгосрочной перспективе удешевление возобновляемой энергии, предположительно, позволит уменьшить эту разницу до 50–150 %.
• В силу крайней зависимости сельского хозяйства от азотных удобрений и растущих цен на аммиак, карбамид и азотную селитру, планы как ЕС по ТУР для производителей удобрений, так и планы отечественного бизнеса по реагированию на ТУР выглядят куда более размытыми, чем у металлургов.
• Цемент в ЕС Россия экспортирует в минимальных объёмах, поэтому на цементную промышленность ТУР окажет незначительное влияние.
• Впрочем, ведомый характер для России даёт ряд преимуществ. Задача России — сохранить свой экспорт на рынке ЕС и понести минимально возможные издержки от перехода ЕС (и впоследствии КНР) к углеродной нейтральности. Поэтому Россия подстраивается под европейское регулирование, однако заявляет о своих возможностях по опережающей декарбонизации.
• Бизнес декарбонизацию игнорировать не может — для публичных компаний экологическая отчётность стала нормой, ровно, как и декларирование целей по сокращению выбросов и обеспечению экологической нейтральности. Попытка игнорировать «зелёные» тренды приведёт к перемещению компании в гетто и резкому росту репутационных издержек. Планируется, что Amazon к 2040 году станет углеродно-нейтральной, Microsoft обязалась достичь этой цели к 2030 году, Unilever объявил о намерении достичь этого к 2039 году. Российских предприятий в списке компаний, взявших на себя такие обязательства, немного. Среди них — En+ Group (акционер РУСАЛ), объединяющая энергетические и металлургические активы, которая объявила о планах достижения углеродной нейтральности к 2050 году.
• Отечественному бизнесу в отличие от иностранных компаний удаётся (пока) сдерживать атаки экоактивистов, требующих от бизнеса резкого снижения объёмов эмиссии ПГ, а государство экоактивистам не потворствует в отличие от, например, Нидерландов.
• Наиболее активно проходит «озеленение» в ТЭК, чёрной (технология прямого восстановления железа) и цветной (инертный анод) металлургии, куда менее активно в химической промышленности (выпуск азотных удобрений). В сфере транспорта декарбонизация находится на этапе научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР), что вызвано низкой конкурентоспособностью электротранспорта по сравнению с автомобилями на ДВС. Впрочем, малые темпы внедрения электромобилей в частном сегменте компенсируются активным развитием общественного электротранспорта и использования газомоторного топлива.

Скачать полную версию исследования можно по ссылке (.pdf).