Либеральная политология господствует в мире много десятилетий. За это время она заполонила всё своими продуктами: книгами, учебниками, фильмами и роликами, и даже людьми с определёнными схемами в головах. Впитавшему её яды человеку кажется, что он всё понимает про демократию. А что если это не так? Вопрос этот ставится вовсе не ради популяризации глупой формулы «всё зло от народа» и его вмешательства в управление.

Впрочем, кризис мифов либеральной политологии ныне налицо. Даже в США с понятием «демократия» дела обстоят непросто. Но кризис повсеместен.

Недавние протесты афроамериканцев были направлены на «уничтожение расового угнетения» в формально демократическом государстве.

Партия демократов, считающаяся и либеральной, сама поощрила и нацелила их. В постсоветских государствах либералы из оппозиции провозглашают борьбу за демократию, видя США как образец. Лозунг защиты интересов тех или иных меньшинств, как правило культурных и являющихся частью среднего класса, звучит всюду. Он помогает доказать отсутствие в том или ином государстве Евразии или стране в другой части мира подлинной демократии и наличие изощрённого угнетения меньшинств. В США Дональду Трампу ставится в вину нелюбовь то к женщинам, то к гомосексуалистам, то к чернокожим. Из этого делается вывод о его антидемократизме.

Во всех этих играх термин «демократия» изрядно измят и истёрт. Слишком часто бросались им либеральные политические риторы. Слово «демократия» применяют так широко и так активно, что, кажется, все понимают, о чём идёт речь. Между тем в реальности всё обстоит иначе. Потому воля большинства, навязываемая особым группам «уникальной идентичности» в формате республик, может быть проявлением демократического порядка, тогда как ущемление интересов массы в пользу малых групп (не обязательно только культурных) является чем-то весьма далёким от подлинной демократии.

Демократия — греческое понятие, составленное из слов «демос» и «кратия». Их принято переводить вместе как «народная власть» (δημοκρατία). Демосом в античности именовали свободных граждан, сельских и городских собственников, не бедных и не богатых, а также не принадлежащих к аристократическим родам. Народ, если говорить упрощённо. Только кризис греческой полисной экономики, базировавшейся на мелких предприятиях, привёл к изменению смысла слова «демос». Оно стало обозначать бедные слои общества, хотя изначально (в период расцвета демократии) смысл был иным.

Либеральные мыслители обожают рассуждать о среднем классе общества как опоре демократического правления. Однако демос не был древним аналогом современных или постфеодальных средних слоёв. Демос объединял мелких рабовладельцев. Политическим ядром демоса были именно горожане, так как крестьян много имелось и в периоды царей и тиранов, и не их наличие, а развитие полисной экономики при усложнении общественной жизни породило античную демократию. Имея рабов, представители демоса располагали и временем для занятия общественными делами. Это свободное от экономической деятельности время нарастало по мере развития полисной экономики и процветания небольших предприятий и сокращалось позднее.

Настал период упадка небольших полисных производств, и это привело к упадку демократии. Олигархии, где власть принадлежала немногим богачам, оказались сильнее демократий. Наконец, сами демократии превратились в олигархии и в конечном итоге стали римскими муниципалитетами. В сути своей народное управление сменилось управлением ограниченного круга лиц. И тут отпали такие «рудименты», как занятие обычными гражданами должностей по жребию (без чего вообще демократия не должна именоваться таковой) и выборы, частые и притом открытые для всех участников вне зависимости от их достатка.

Конечно, античность знает и пример гибридного околодемократического типа государства. А античность — это лаборатория современности. Обозначенный тип государства — Римская республика. Само понятие (res publica, лат.) трактуется как синоним слова «демократия», раз латинское понятие составлено из аналогичных слов и прямой перевод его — «дело народа» или «дело общества». Однако республика не есть демократия, так как это сложно организованная форма власти включает как демократический, так и аристократический и олигархический компоненты. Они сливаются лишь по форме, а на деле ведут борьбу. Для Римской республики её результатом стала победа народников-популяров, которая вовсе не означала торжества демократии, а породила империю с династией Юлиев-Клавдиев во главе.

Победа демократической вроде бы партии в Риме не случайно привела сперва к отказу от выборов при Октавиане Августе, а после к явно династической монархии. Всё это случилось вовсе не потому, что народ был обманут. Плебс немало получил в материальном плане (земли и возможности стать богаче в колониях), но он утратил интерес к повседневной политике, а само государство оказалось слишком большим для демократии, а задачи его — слишком сложными и многообразными для ума лавочников, владельцев мастерских и земельных участков. Выросшие к тому времени крупные собственники и бюрократия действовали сами, находясь в сложном балансе. Остались лишь вполне олигархические муниципалитеты.

Современные «демократии» принято считать таковыми из-за представительной системы власти, основных законов (конституций) и периодически случающихся выборов должностных лиц и народных представителей. Масса «демоса» от процесса управления отстранена, сам процесс носит олигархический характер. Власть реально принадлежит немногим «лучшим представителям общества» (оптиматам в римской терминологии). Если по жребию какие-либо посты и распределяются, то разве что только места присяжных в суде. По сути же все наши «демократии» являются олигархическими республиками разного типа распределения влияния между имущими слоями, бюрократией (включая номенклатуру политических партий, якобы представляющих народ) и «низами» общества. Управляют всем немногие — олигархи. И это не экономические олигархи постсоветской поры, а классические властвующие немногие.

Якобы самая свободная страна мира — Соединённые Штаты — является лишь олигархической республикой. Но борьба в ней элиты против Дональда Трампа в 2016–2020 гг. не является только борьбой групп «верхов». Это борьба финансовой элиты и её многообразных агентов против представителя бизнеса в реальной сфере экономики, претендующего на особую роль. Макросоциология иногда описывает её с помощью термина «хозяин страны», что вовсе не означает ни тирании, ни сверхполномочий, ни формальной отмены республики или тоталитаризма. Суть же в особой функции главного должностного лица в государстве, когда оно не является временным администратором или арбитром в спорах элитарных групп, а берёт на себя ответственность за процессы и берётся направлять государство с требованием результата во всех делах.

Такую функцию в российской истории весьма свирепо выполняли Пётр Великий и Иосиф Сталин, в Англии — Оливер Кромвель или король Вильгельм III Оранский. Во Франции в таком положении оказывались Наполеон Бонапарт или Шарль де Голль, президент уже в республиканский период. В США это был президент Франклин Делано Рузвельт, самая глубокая политическая натура в истории этой страны. В США именно после правления Рузвельта в «верхах» было принято как будто бы полностью демократическое решение ограничить президентские сроки, чтобы никто не мог более подняться над большим бизнесом так высоко и решать столь многое, оставаясь вполне конституционным руководителем государства и будучи при этом крайне популярным в обществе.

Если бы Трамп мог перевести свою общественную поддержку в функцию хозяина (никаким хозяином государства он при этом не стал бы), то он мог бы вывести США из экономического кризиса. Почему этого не происходит и что будет происходить дальше — отдельная тема, но это не применение нужной для вывода экономики из кризиса рецептуры, а обострение борьбы в обществе. И борьба эта происходит вовсе не по линии «свобода против несвободы». Жизнь общества вообще намного сложнее либеральных догм.

Мечта о демократии сохранится. Но понимание логики развития общества не должно быть мечтой, а должно быть реальным делом. А начинается оно с отказа от либеральных политических мифов и трезвого взгляда на общество и возможные в нём механизмы государственного управления. Это, кстати, защитит от грубых ошибок в конкретном анализе. Яснее будет происходящее.