В феврале читатели, следящие за темой строительства БелАЭС, могли наткнуться в новостях сразу на две важные новости. Во-первых, на публикацию отчёта литовской разведки с обвинениями белорусской стороны в сокрытии инцидента (пожара на станции). Во-вторых, на заявления литовских чиновников о скором подписании Литвой, Латвией и Эстонией соглашения, которое заблокирует для Беларуси экспорт электроэнергии в эти страны. Давайте разбираться, насколько реальны угрозы. 

Из чего исходит Литва

Не секрет, что у БелАЭС есть противники — как внутренние, так и внешние. Среди последних особую активность проявляет Литва. Её руководство последовательно отстаивает позицию, согласно которой:

  • руководство Беларуси нарушило требования международной конвенции ЭСПО;
  • главным источником обеспечения электростанции водой станет река Вилия — общая для Литвы и Беларуси. В Литве опасаются вредного воздействия на неё;
  • в Литве заявляют, что станция строится в опасной близости от её столицы (расстояние порядка 50 км);
  • наконец, литовские власти выражали сомнения в надёжности и безопасности реактора ВВЭР-1200 проекта АЭС-2006. 


Если вкратце, то претензии именно таковы. Как видим, в совокупности они исключают достижение компромисса между странами. Т. е. Беларусь может как-то улучшить проект, регулярно приглашать на станцию представителей ЕС и МАГАТЭ (что, к слову, и делалось) и получать от них положительные отзывы. 

Справка. Конвенция ЭСПО, или Конвенция об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте — международное соглашение, вступившее в силу в 1997 году. Оно предусматривает, что к процедуре оценки воздействия АЭС и других опасных объектов на окружающую среду следует привлекать сопредельные государства, если они могут пострадать от работы таких объектов или аварии на них. 

Однако позицию Литвы это нисколько не смягчит: с 2010 года Литва добивается полной остановки строительства и/или отказа от начала эксплуатации станции в качестве АЭС. В 2019 году премьер-министр Литвы Саулюс Сквернялис даже предлагал Беларуси содействие в переоборудовании станции под газовую. Абсурд такого предложения самоочевиден. На тот момент станция была уже практически полностью построена. Переделать настолько сложный инженерный объект под другой тип топлива невозможно, проще снести и построить заново. А главное — работающих на газе станций и у Беларуси и так хватает (95 % из 35–37 млрд кВт·ч производимой в республике электроэнергии вырабатывается газовыми ТЭС). Нужна была именно атомная. 

Частично позицию Литвы по БелАЭС поддерживает и ЕС. В частности, в 2017 году Еврокомиссия выдвинула требование провести стресс-тесты. Они были проведены, и летом 2018 года белорусская делегация презентовала их в Брюсселе. 

По результатам тестов Беларуси было рекомендовано выполнить целый ряд действий:

  • провести дополнительную разведку площадки на сейсмоустойчивость;
  • усилить сейсмоустойчивость оборудования и систем станции;
  • переоценить риск затопления района станции паводками и ливнями (а также разработать меры по предотвращению); 
  • дополнительно обезопасить станцию от ситуации с полным обесточиванием и потерей конечного поглотителя тепла. 

Такой немалый список претензий объясняется просто. БелАЭС начинали строить ещё до аварии на АЭС «Фукусима». Анализ фукусимской аварии привёл к пересмотру норм безопасности (в частности т. н. постфукусимские мероприятия, т. е. работы по повышению безопасности на действующих станциях). Впрочем, нужно отметить, что действующие станции даже после полного комплекса постфукусимских мероприятий могут проигрывать строящейся БелАЭС. К примеру, они всё равно не оснащены ловушкой расплава. Об этом говорила начальник Госатомнадзора РБ Ольга Луговская в 2018 году: «Стандарты постоянно меняются, а мы решаем те же цели, что и они [ЕС. — Ред.], только другими методами». 


Впрочем, зафиксируем и другое: в целом стресс-тесты БелАЭС прошла. В противном случае мы писали и обсуждали бы протесты не отдельных стран, а ЕС в целом. 

Под «они» в данном случае правильнее понимать даже не ЕС, а WENRA — Ассоциацию регуляторов атомной энергетики в странах Западной Европы. Сегодня географическая привязка в названии уже может запутать, поскольку отсылает ко времени создания ассоциации. К примеру, членами WENRA являются Россия и Украина. Входят в неё и страны Восточной Европы. 

Позиция Литвы — ещё не весь Евросоюз

Однако всё это не означает, что в ЕС на 100 % разделяют позицию Литвы. Наоборот, в Европе неоднократно и в разной риторике давали понять Литве, что ей позиция неконструктивна, а с Беларусью следует вести диалог.

Ещё в 2017 году зампредседателя Европейской комиссии по энергосоюзу Марош Шефчович заявил, что ЕС не может запретить импорт энергии из БелАЭС. «Довольно сложно контролировать характер импортируемой электроэнергии, по техническим причинам также. Европейский союз не может запретить импорт ядерной электроэнергии, так как это противоречит принципам внутреннего энергетического рынка. Запрет на импорт ядерной электроэнергии из стран, не входящих в ЕС, должен быть оценён на основании норм ВТО». 

Депутат Европарламента от Литвы Вальдемар Томашевский справедливо указывает, что в создавшейся ситуации есть вина и самой Литвы: «Евросоюз нажимал и на нас [на Литву. Ред.], и на болгар. Болгары не закрыли и имеют свою электростанцию. Мы закрыли, и сейчас строится другая электростанция [БелАЭС. — Ред.]. То есть она уже построена, это факт».

В свою очередь, Финляндия в конце прошлого года предпринимала попытку наладить такой диалог между двумя странами, предложив организовать трёхсторонние консультации. Такое предложение, видимо, было обусловлено тем, что Финляндия является потребителем российской электроэнергии и одновременно поставщиком электроэнергии в Прибалтику. Кроме того, в 2016 году в Финляндии стартовало строительство «Ханхикиви-1» станции по тому же самому проекту АЭС-2006 с реактором ВВЭР-1200. Таким образом финны, вероятно, пытаются застраховать себя от комплекса проблем с экспортом электроэнергии (после начала работы единого энергорынка РФ и РБ), а также с возможными претензиями той же Литвы относительно безопасности работы станции. 

Однако глава президентской группы Литвы по внешней политике Аста Скайсгирите заявила: «БелАЭС не является двусторонним делом Литвы и Беларуси или Финляндии и Беларуси. Это проблема всего ЕС, это региональная проблема и проблема ЕС, поэтому мы хотели бы, чтобы все регуляторы ЕС были как-то вовлечены в решение этой проблемы». 

Впрочем, есть у Литвы и союзники. Из тех, кто условно выступает на её стороне, стоит упомянуть еврокомиссара по политике соседства Йоханнеса Хана. В ноябре прошлого года он заявил, что подписание соглашения «Приоритеты партнёрства» между ЕС и Беларусью зависит «от того, найдём ли мы решение по АЭС в Островце». Он не стал уточнять, в чём же заключается это самое решение. 

Почему Литва непримирима?

Однако почему из всех стран региона так решительно и последовательно настроена только Литва? К примеру, соседняя Латвия всегда занимала половинчатую позицию и даже перенесла точку покупки электроэнергии на российскую границу. К слову, как раз поэтому её участие в трёхстороннем бойкоте оставляет для неё возможность покупать энергию у Беларуси — через механизм единого энергорынка России и Беларуси. И даже глава литовского правительства это понимает. 

Версий несколько. 

Во-первых, БелАЭС — последний гвоздь для и без того призрачного проекта Висагинской АЭС — станции, которую в Литве рассчитывали строить вместо закрытой Игналинской. С 2016 года проект заморожен, хотя это элемент самоуспокоения. Оценочная стоимость строительства (до 15 млрд евро) для одной Литвы неподъёмна. 


Возможно, получилось бы с помощью Латвии, Польши и Эстонии (при поддержке ЕС), однако никого из них нельзя назвать энтузиастом проекта. Все понимают, что станция выгодна в первую очередь Литве. Однако наращивание атомных мощностей на северо-западе РФ, а также в Беларуси (не забываем, что на БелАЭС  в случае надобности можно построить ещё 2 энергоблока) обессмысливает такие крупные инвестиции.


Во-вторых, высшее руководство Литвы (президента Гитанаса Науседу) уже давно подозревают в лоббировании интересов энергокомпаний из Швеции и Норвегии. В частности, эксперты указывают не только на связь Науседы со шведской финансовой группой SEB, но и на то, что ещё в начале 2000-х он сопротивлялся модернизации Игналинской АЭС. «Науседа противился тому, чтобы литовцы взяли кредит у шведов на модернизацию их атомной станции. Такой план вряд ли бы осуществился, но против этих наивных начинаний литовцев также выступал Науседа. Соответственно, Литва осталась без электричества, после чего был проложен электрокабель из Швеции», — утверждает старший научный сотрудник Центра европейских исследований ИМЭМО РАН Владимир Оленченко

Хотя дело не только в президенте Литвы. Страны Прибалтики входят не только в БРЭЛЛ, но и являются членами Nord Pool — европейской энергетической биржи.


Синий — текущие рынки, зелёный — планируется расширение.

Изначально основателями биржи были производители электроэнергии из восточной Норвегии (1932), с 1971 года она стала общенорвежской, а во второй половине 90-х ею стали поровну владеть шведские и норвежские операторы систем передачи — Svenska Kraftnät и Statnett. Уже позже к получившемуся объединению присоединились Финляндия и Дания (1998–2000), а в последующие 19 лет биржа расширилась на регионы, указанные на иллюстрации. 

Мы подробно остановились на этом моменте неспроста. Дело в том, что в Литве прекрасно понимают, что для противодействия БелАЭС голосов стран Прибалтики, пускай даже в союзе с Польше, недостаточно. «Одного голоса Литвы мало. Вильнюс обязан привлечь на свою сторону Варшаву, до которой от БелАЭС 430 километров, Хельсинки (610 км),  Стокгольм (700 км), Берлин (860 км) и Брюссель, до которого 1500 километров от Островца», — так сформулировал свою позицию депутат Европарламента от Литвы Пятрас Ауштрявичюс в 2017 году. Конечно, вряд ли мы увидим, как к бойкоту Вильнюса, Риги и Таллина присоединяются Стокгольм и уж тем более Хельсинки. Хотя ряд стран Северной Европы действительно может его поддерживать (а может и инициировать). 

Наконец, осенью прошлого года  в отношении белорусской станции было несколько значимых сигналов от США. 

Сначала министерство  энергетики США умудрилось сделать два на первый взгляд взаимоисключающих заявления относительно БелАЭС. С одной стороны, его глава Рик Пэрри пообещал поддерживать Литву в блокировании экспорта электроэнергии БелАЭС (впрочем, сделал он это всё же не сам, а в ответ на просьбу премьер-министра Литвы, с которым встречался 7 октября). С другой стороны, его заместитель Рита Барануол в тот же день предложила Беларуси покупать топливо для станции у США. «США призывают Литву и Беларусь продолжать общение и сохранить прозрачность. Я бы сказала, что реакторы ВВЭР, сходные с устанавливаемыми на БелАЭС, безопасно работают в мире. В будущем топливо отчасти могли бы поставлять и американские поставщики топлива. Это уже делается на некоторых электростанциях в мире», — заявила она в интервью агентству BNS. 

Затем экс-командующий Сухопутными силами США в Европе Бен Ходжес выступил против строительства станции, усмотрев в ней удобный для России повод разместить свои войска в Беларуси. Достаточно серьёзное обострение риторики. Даже Литва, критиковавшая станцию в течение последних 10 лет, до такого не додумалась.

По большому счёту интерес США к БелАЭС действительно может заключаться в поставках топлива. И вряд ли замминистра энергетики США не в курсе, что отсылка к «некоторым электростанциям» тут бесполезна. Топливные сборки для ВВЭР-440 и ВВЭР-1000, производство которых Westinghouse освоил, не помогут: у сборок для ВВЭР-1200 иная конфигурация. А доступа к ним у США сегодня нет.

Мы уже писали о том, что это заявление может быть обычным предложением: дайте возможность мониторить работу станции (а такие требования уже тоже звучали) и доступ к сборкам и продавайте свою энергию куда хотите. А до тех пор Литва будет стоять на страже. 

Вполне возможно также, что верна каждая из озвученных версий, хоть бы и в разной степени. Неоспоримо лишь то, что основным застрельщиком выступала и продолжает выступать именно Литва. Все остальные подключаются к бойкоту с её подачи. 

Почему теперь?

И всё-таки Литва уже 10 лет протестует против станции. С чем связано очередное обострение?

Во-первых, с её грядущим запуском. Смеем заверить, что в Вильнюсе следят за сроками и переносами пуска не менее пристально, чем это делаем мы. К примеру, прошлой осенью в Литве организовывали масштабные учения гражданской обороны.


А летом даже не пожалели денег на закупку более 4 млн таблеток йода «на случай утечки радиации», как объяснили это тогда. Напомним, летом сроки запуска ещё не сдвинули на первый квартал 2020 года, иначе бы с покупкой в Вильнюсе повременили. 

Однако креативный запал там и не думает иссякать. В середине января в Литве создали общественное движение сопротивления БелАЭС — меморандум о его создании подписали более 200 общественных организаций. «Я считаю, что Литва испытывает потери уже сейчас. И ей придётся вкладывать значительные средства в защиту людей и самооборону. Вам необходимо записать повреждения в Литве на счёт БелАЭС», — поясняет цель его создания Витаутас Ландсбергис. Ландсбергис — патриарх независимой Литвы и давний противник БелАЭС. Для него станция — и кремлёвский проект, и элемент «ядерной войны (!) Москвы против Европы». 

Но не отстают и молодые политики. К примеру, депутат парламента Жигимантас Павиленис уверен, что президент Литвы «пока единственный, кто делает это [противостоит строительству. — Ред.] на уровне ЕС, но ему нужна поддержка военных, правительства, дипломатических и политических сил». 

И вот тут-то мы подходим к «во-вторых». В 2020 году в Литве очередные парламентские выборы. БелАЭС уже не единожды становилась для литовских политиков удобным заместительным поводом. На протяжении последних лет они фактически соревнуются в том, кто покажет себя избирателю бо́льшим противником строительства станции. 

Непереборчивость литовской разведки

Собственно, новости о грядущем тройном бойкоте предшествовало обнародование отчёта Департамента государственной безопасности Литвы. 

Документ был опубликован 5 февраля. Суть: в июне прошлого года на станции произошёл пожар, который руководство станции и республики скрыло от общественности. 

По нашему мнению, публикация этого отчёта — ещё одно свидетельство повышенного внимания Вильнюса к строительству станции. Поэтому департамент госбезопасности не стал публиковать его в августе (а именно тогда новость о пожаре разнесли белорусские оппозиционные СМИ и телеграм-каналы), а взял паузу до января — поближе ко времени предполагаемого пуска.  

При этом истерика в стиле «власти скрывают» перекочевала в отчёт как раз прямиком из этих СМИ и телеграм-каналов. Они пишут о сокрытии, одновременно публикуя служебные документы энергетиков о происшествии. Которые, по признанию самих же журналистов, взяты в свободном доступе.


Источник: charter97.org, телеграм-канал NEXTA

И конечно же, в обоих случаях (тогда и теперь) ситуацию прокомментировали представители власти. Тогда это сделал пресс-секретарь МЧС Беларуси Виталий Новицкий: «Если вы почитаете документ, то поймёте, что это не пожар. Это было возгорание растворителя в ёмкости, как и написано в документе». 

Документ литовской разведки комментировал уже заместитель министра энергетики Беларуси Михаил Михадюк: «Что касается так называемого "засекреченного инцидента", данный случай возгорания в металлическом ведре остатка краски, приготовленной на растворителе, произошёл в мае 2019 года по вине одного из рабочих, который в нарушение правил техники безопасности закурил в неустановленном месте рядом с ведром с краской». Т. е. речь действительно идёт об одном и том же случае.

Что же касается слов о сокрытии инцидента (допустим, что Вильнюс действительно беспокоят все подобные происшествия), то, по словам замминистра, проинформировать литовскую сторону не было возможности: «В рамках конвенции ЭСПО мы предлагали нашим коллегам определить регламент уведомления и уровень происшествий, по которым необходимо извещать стороны. Однако встречных предложений не получили. Мы также не получаем данных от литовской стороны по подобным происшествиям на Игналинской АЭС и сопутствующих объектах, хотя имеем информацию о таких прецедентах». 

И это не новость. От всех попыток наладить диалог Литва последовательно уходит, предпочитая общаться ультиматумами.


Бойкот ещё отнюдь не факт

Вот приблизительно на таком базисе мы и подходим к сути — тому самому бойкоту экспорта сразу от трёх стран Балтии. 

Сразу же следует отметить, что по состоянию на сейчас (середина февраля 2020 года) соглашение пока не подписано. «Мы вместе ведём переговоры, сидим за общим столом с Латвией и Эстонией для создания плана предотвращения импорта в Балтийские страны электроэнергии, произведённой в Беларуси. (...) Я верю, что у нас будет действительно очень хороший компромисс», — заявил министр энергетики Литвы Жигимантас Вайчюнас в интервью радиостанции Ziniu radijas. 

Впрочем, «сидим и ведём переговоры» — это совсем не новость. Литва агитирует Латвию и Эстонию поддержать её бойкот как минимум с 2017 года (раз, два). Как видим, ещё 3 года назад эти страны совсем не были настроены поддерживать Литву. Для чего, видимо, в Вильнюсе и вытащили из нафталина изрядно протухшую историю с горевшим ведром. Кроме того, в Литве упирают на то, что Беларусь собирается запустить станцию до реализации мероприятий, рекомендованных ей по итогам стресс-тестов. 

В общем, это правда. В опубликованном Госатомнадзором Национальном плане действий по результатам стресс-тестов реализация некоторых мероприятий запланирована уже на 2020–2025 гг. Хотя это не означает, что к запуску станция не готова. Для примера: в правой колонке — то, что сегодня требует WENRA (постфукусимские нормы). В левой — проектные показатели прочности станции.


Источник: Национальный план действий по результатам стресс-тестов

Заодно проясняется одна из возможных причин задержки запуска станции. Процитируем документ: «Проект Белорусской АЭС основан на российских нормативных документах, разработанных до аварии на АЭС "Фукусима-дайити". Эти документы, стандарты Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), в частности 40 требований SSR 2/1, касающихся новой концепции расширенных проектных условий, заменяющей прежнюю концепцию запроектных аварий (ЗПА), требуют наличия мобильных установок или разработки превентивных мер. Строительство Белорусской АЭС начато в 2013 году по проекту, разработанному в соответствии с актуальными на тот момент российскими нормативными документами, определяющими меры для предотвращения опасных условий в случае ЗПА с помощью мобильного оборудования. Новейшие подходы МАГАТЭ к проектированию атомных электростанций, опубликованные в 2016 году (SSR 2/1 [30]), требуют предусмотреть всё необходимое оборудование (в том числе мобильное) и разработать превентивные меры для ситуации ЗПА...»

Кредит важнее

Таким образом, России и Беларуси предстоит принять довольно непростое решение. Напомним, что во время недавней встречи в Сочи вице-премьер правительства РБ Дмитрий Крутой обратился с просьбой о пересмотре условий кредита на строительство БелАЭС (увеличение сроков выплаты с 25 до 35 лет, снижение процентной ставки, отсрочка начала платежей). Основания для этого есть, ведь первоначально проект предусматривал пуск станции ещё в 2018 году. Однако необходимость дотянуть проект до соответствия постфукусимским требованиям безопасности сдвинула сроки пуска на первый квартал 2020-го (надеемся, что эта отсрочка станет последней). Ситуация складывается в уже традиционном для российско-белорусских отношений ключе: никто персонально не виноват, но проблема есть. С ней нужно что-то делать, но никто из чиновников не хочет идти на уступки первым.  

И последние новости говорят о том, что переговоры простыми не будут: 11 февраля СМИ сообщили, что Минфин РФ отверг просьбу белорусской стороны. Впрочем, это ещё не конец: в Минфине уточнили, что «вопрос изменения кредитных условий межправительственного соглашения всё ещё остаётся на обсуждении». Видимо, речь о предстоящей встрече глав правительств РФ и РБ. 

Связь между двумя этими проблемами (бойкот экспорта со стороны Прибалтики и отсрочка кредита) не очевидна, однако она есть. Соглашение, даже если и будет подписано, вряд ли будет эффективно ограничивать экспортные возможности Беларуси сразу по ряду причин. Тут и общий с РФ рынок электроэнергии, и отсылка Шефчовича к нормам ВТО. Зато отсутствие диалога по кредиту принесёт совместному российско-белорусскому проекту столько неприятностей, сколько не сможет даже объединившаяся Прибалтика.