Конец года — время не только предпраздничное. Как раз сейчас решается, будет ли Украина качать газ в Европу в 2020 году, будет ли сама снова покупать его напрямую у «Газпрома», а также будет ли прогресс в выполнении ею Минских соглашений. Все эти вопросы запланированы к обсуждению на очередной встрече «нормандской четвёрки». Каких результатов можно от неё ждать, что с газом, что с Донбассом и Минском — об этом мы говорили с директором Института энергетических исследований Дмитрием Маруничем.

Читатели, которые ориентируются в газовых отношениях России и Украины, могут пропустить первые два вопроса — они вводно-обзорные.

— В Facebook недавно встретился вопрос одного френда, мол, где можно за 5 минут почитать о том, что сейчас происходит между «Нафтогазом» и «Газпромом», все вот эти иски — кто кому и что должен, какие перспективы и т. п. Вопрос отчасти наивный, ведь речь примерно о пяти годах противостояния «Нафтогаза Украины» и «Газпрома». Но всё-таки каков промежуточный итог, у кого сейчас лучше позиция, к чему мы вообще пришли, где находимся?

— Конечно, нет смысла лезть так глубоко в историю, это мало что добавит к пониманию ситуации, разве что человек в принципе никогда и ничего не слышал о газовом противостоянии России и Украины. Постараюсь коротко напомнить ключевые моменты, чтобы было понятно, как они могут влиять на переговорный процесс по продлению контракта или заключению нового.

Украина и Россия в очередной раз подошли к моменту окончания срока действия контрактов на поставку газа Украине и на транзит газа в страны Европы. В новейшей истории таких моментов было уже два, и оба раза это заканчивалось серьёзным кризисом (т. н. газовые войны 2005–2006 и 2008–2009 гг.).


Если мы увидим кризис и в этот раз, то рикошетом могут пострадать страны Южной Европы, а также Молдавия. Последняя не имеет альтернативного канала поставок газа в принципе, а Южная Европа — Болгария, Румыния, Греция — больше прочих зависит от украинских поставок.

Переговоры идут достаточно рвано, хотя после последней встречи в Вене появились поводы для сдержанного оптимизма.

Россия увязывает вопросы продления или перезаключения контракта на поставку газа Украине с закрытием вопросов, возникших в связи с решениями Стокгольмского арбитража. В частности, «Газпром» предлагает закрыть свой долг в размере трёх млрд долларов газом на эту же сумму.

Параллельно будут пытаться согласовать транзитные позиции, а они пока не совпадают. Позиция «Газпрома» — краткосрочный контракт и обсуждение объёмов транзита либо долгосрочный контракт и максимум 30 млрд кубометров в год. В общем, оба варианта максимально страхуют их от возможного шантажа со стороны Украины.

Позиция Украины — долгосрочный контракт и 60 млрд куб. м транзита. Плюс резерв ещё 30 млрд кубометров под запросы европейских компаний (что логично, исходя из объёмов прокачки в текущем и в прошлом годах).

Если браться оценивать вероятность успеха переговоров, то я бы дал 60:40 в пользу того, что всё-таки договорятся.

— Решения арбитража в Стокгольме сильно усложняют общение представителей России и Украины по вопросу возобновления прямых поставок и явно не способствуют переговорам по продлению транзита. Однако, возможно, это такой стиль переговоров (вернее, прелюдия к ним), попытка выторговать что-то сверх возможного?

— Если откровенно, то, конечно же, нам нужно было с «Газпромом» договариваться [без арбитража. — Ред]. С другой стороны, «Нафтогазу» и его отдельным представителям не откажешь в решительности: если бы они проиграли, это был бы крах для экономики Украины. И кое-что они в судах действительно выиграли. Другое дело, что за выигрыш в суде они заплатили раз и навсегда испорченными отношениями с «Газпромом», разменяв тактический успех на стратегическое поражение.

Справка. Суть решения арбитража: «Газпром» нарушал действующий договор о транзите, за что Украине присудили 4,5 млрд долларов (минус долги Украины перед «Газпромом», факт и размер которых подтвердил этот же арбитраж; получилось 2,56 млрд долларов). Округляем до трёх млрд, поскольку на эту сумму уже успела набежать пеня за неисполнение решения. Всё это мы наблюдали в 2017–2018 гг.

После этого пошли апелляции, заседания по ним идут до сих пор. «Газпром» пытается оспорить процедурные моменты, хотя вердикт, скорее всего, будет не в его пользу.

Плюс есть иски, которые ещё лежат в Стокгольме и ещё даже не рассматривались (к примеру, иск «Газпрома» о разрыве действующего транзитного контракта), а также встречные возражения «Нафтогаза» — т. н. «новый иск Нафтогаза», хотя он отнюдь не новый, украинская сторона подавала эти возражения ещё летом 2018 года.

Но будущее этих разбирательств вообще туманно (в апреле 2019 года сообщалось о том, что в 2019–2020 гг. арбитраж не будет рассматривать иск «Газпрома» о разрыве транзитного контракта, т. е. к моменту начала рассмотрения он уже давно перестанет действовать. — Ред.). И даже если решение примут в пользу «Газпрома», то наверняка оно будет выписано так, чтобы не противоречить предыдущему, — платить 3 млрд долларов Украине всё равно придётся.


Относительно т. н. нового иска. Если упрощать, он состоит из трёх частей, по которым «Нафтогаз» требует 200 млн, 1,5 млрд и около 10 млрд долларов соответственно. Первые 200 млн Стокгольм наверняка присудит Украине, это калька с предыдущего решения (речь о способе определения стоимости транзита; в прошлый раз судьи встали на сторону Украины, присудив ей доплату. А 200 млн — доплата за январь-февраль 2018 года — просто не попали в предыдущее решение. — Ред.).

Ещё 1,5 млрд долларов — это требование компенсации за непоставку газа на Украину в 2018–2019 году (тогда Украина настаивала на возобновлении прямых поставок после решения арбитража, а «Газпром» как раз заявил о разрыве контрактов, что спровоцировало на Украине газовый кризис марта 2018 года. Украина тогда закрыла брешь поставками спотового газа и требует от «Газпрома» вернуть ей эту переплату. — Ред.). Тут шансы 50 на 50.

Самая же большая часть иска связана с «Северным потоком — 2». Мол, если с 2020 года транзит через Украину уменьшится или прекратится, «Нафтогаз» требует компенсацию, которая покроет ускоренную амортизацию ГТС. Это самая малореалистичная часть требований.

В «Нафтогазе» об этом хорошо знают. Насколько я понимаю, в компании готовы отказаться от этой части требований. По оставшимся 1,7 млрд они вряд ли будут торговаться. Т. е. есть поле для компромисса.

— Если всё вышеизложенное попытается реконструировать обычный человек, опираясь при этом на основные тезисы, звучащие в СМИ, у него получится примерно такая картинка: «Газпром» выдвигает очередное предложение, «Нафтогаз» в ответ шлёт очередной иск на миллиарды долларов, а его менеджеры в соцсетях похваляются арестовать активы по всему миру. Это делается намеренно?

— Не вполне соглашусь с такой картинкой. Просто стороны до последнего момента отказывались корректировать свои позиции. А позиция Киева на самом деле тоже достаточно ясна: мы хотим 60 млрд куб. м транзита +30 млрд куб. м резерва, и всё это на 10 лет. Еврокомиссия, конечно, пыталась эти позиции привести к общему знаменателю. Но сделать это сложно, учитывая, что сама Еврокомиссия в этом споре скорее на стороне Украины, что укрепляет амбиции последней.

К тому же в «Нафтогазе» понимают: пока они судятся с «Газпромом», это элемент давления на «Газпром». Получается замкнутый круг: снятие чрезмерных претензий — это своего рода условие к сближению позиций, но без сближения позиций в «Нафтогазе» не пойдут на снятие претензий, поскольку на фоне транзитной политики РФ суды — единственный козырь Украины. Поэтому они и не отзывают иски.


Об этом мы уже говорили: тактика и стратегия. Стратегически «Газпром» для себя закрыл украинское направление, развивать его никто не планирует. Суды, конечно, причиняют «Газпрому» неудобства, сорвалось уже два размещения евробондов. Но вряд ли даже судами «Нафтогаз» сможет повлиять на решение отказаться от украинского направления транзита как основного.

Хотя изменить его можно, я вижу 2 пути. Первый: к власти на Украине приходят договороспособные люди, которые начинают с чистого листа. Поднимают, к примеру, позабытую сегодня идею газотранспортного консорциума. Второй: потребление в ЕС резко возрастает, что делает ГТС Украины снова востребованной. Однако оба пути пока отдают фантастикой.

— Если мы возьмём РФ и РБ, то там газовые вопросы уже давно и привычно решаются на личных контактах глав государств, а правительства потом только оформляют договорённости. Возможен ли возврат к такому формату для Украины?

— Там тоже есть свои сложности. Что касается прямого диалога между лидерами Киева и Москвы… Сложно сказать. У нас ведь это завязано и на «нормандский формат»: в Киеве почему-то убеждены в невозможности такого диалога, вернее боятся его. Не Зеленский лично, нет, окружение, причём при Порошенко было то же самое. 

Сегодня отношения таковы, что исключить третью сторону в переговорах, какое-то посредничество уже невозможно.

Я даже так скажу: пускай о транзите и успехе переговоров о нём болит голова у Европы. Ну не договорится Украина с «Газпромом» — значит, не договорится. Будет беднее жить, но это не означает, что случится что-то катастрофическое. Вот взять хотя бы Черногорию — живёт же она как-то без доходов от транзита? И даже вообще без газа, в смысле трубопроводного, там его нет. Ну и Украина проживёт.

Более того, это будет даже полезно. А то получается, что власть и в значительной степени украинское общество настроены антироссийски, при этом все они считают транзит чем-то данным свыше, вечным. Но так же не бывает.

— Давайте представим 1 января 2020 года. К этому моменту Украина и Россия ни о чём не договариваются. Нас ждёт повторение зимы 2009 года?

— Есть такая поговорка: ни разу так не было, чтобы никак не было. С другой стороны, будет даже хуже, чем в 2009-м, потому что на востоке Украины на входе в ГТС будет 0. Вот такого в истории не было ещё никогда, чтобы не исполнялись ни транзитный контракт, ни контракт на поставку газа. В 2009-м, напомню, подача снизилась на объём транзита, а для потребностей самой Украины газ поставлялся.


Сейчас, конечно, ситуация отличается от 2009 года. Значительно снизилось потребление, мы уже не так зависим от трубы в смысле ежедневного отбора. В отопительный сезон Украина вступила с крупными запасами (21 млрд куб. м, минимум на 4 млрд куб. м больше, чем в последние годы. — Ред.). К тому же последние зимы были достаточно умеренными.

С другой стороны, в прошлом отопительном сезоне Украина потребляла на пике 190 млн кубов газа в сутки. И если будет холодно, то ГТС может не справиться с подъёмом таких объёмов газа и их выдачей. Кстати, это же на днях подтвердил министр энергетики Алексей Оржель. А реверс в это время (речь о конце марта — начале апреля, когда на Украине запасы падают до минимума, что усложняет и уменьшает объёмы поднимаемого газа, а в Европе спрос на газ ещё есть, но нет свободных объёмов, чтобы поставлять их Украине. — Ред.) будет минимальным либо его не будет вовсе.

Промышленность — её потребление максимально ограничат, как это уже бывало. ГТС — она будет работать в непроектных режимах. Будем надеяться, что без аварий.

Одно из последствий — из-за отсутствия транзитного газа оператор ГТС значительно поднимет тариф на транспортировку газа потребителям (проекты тарифов на этот случай уже опубликованы). Ориентировочно это увеличит текущую цену для потребителей на 10–15 %.

О последствиях для Европы. Ассоциация операторов ГТС в своё время проводила стресс-тест (правда, их модель не учитывала «Турецкий поток», запуск которого намечен на 8 января 2020 года). Дефицит в случае прерывания транзита в Болгарии составит 65 %, Румынии — 15 %, в Боснии и Герцеговине — 13 %, Греции — 12 %. И это при условии среднестатистической январской температуры, а в случае сильных морозов дефицит может быть больше.

Плюс проблема Молдавии. У неё могут быть самые серьёзные проблемы — у неё и у Приднестровья. Молдавская ГРЭС в основном работает на газе, т. е. молдаване могут остаться сразу и без тепла, и без электроэнергии.

Т. е. ранжир такой: риски высоки для Молдавии и Приднестровья, затем для стран Южной Европы и только потом для самой Украины. 

— Если уж о чудесах, то в истории Украины это уже было. В 2006 году таким чудом стал Дмитрий Фирташ. Во время той газовой войны он наладил поставки газа, избавив правительство Украины и «Газпром» от необходимости договариваться друг с другом. Может ли подобный посредник помочь сегодня?

— Да, он некоторое время был полезен, но давайте лучше о том, что есть сейчас и будет завтра. С января 2020 года появляется возможность возобновления поставок «Нафтогазом» или любой другой структурой. Правда, для этого придётся договориться с тем же «Газпромом» либо с одной из его аффилированных структур. Но что мы видим вместо этого: появляется решение СНБО о диверсификации поставок угля, нефти и газа — не более 30 % от одного источника. И вот это уже может быть проблемой, потому что по газу это не получится никак.

— Мы уже затрагивали вопрос встречи в «нормандском формате». Как вы считаете, будут ли на ней принуждать Зеленского к заключению мировой?

— Есть информация, что Зеленский не хочет совмещать на встрече эти вопросы. Вопрос газа он хочет выделить. И даже дал негласное указание Минэнерго и «Нафтогазу» попытаться договориться хоть о чём-то до встречи, чтобы на ней его не ставили перед фактом. Поэтому да, скорее всего, план именно таков: принуждать, хоть бы и неявно.

Я бы эти два вопроса (Донбасс и газ) тоже разделил. Объясню почему. Эти вопросы не связаны. Связать их можно. Будет ли от этого польза — вопрос. Ведь в таком случае принципиальность одной из сторон — Москвы или Киева —  по одному из вопросов приведёт к тому, что нерешёнными останутся они оба. Не будет ни мира на Донбассе, ни газа в трубе. 

Важно понимать, что капитуляции Киева не будет, здесь к ней никто не готовится. Да, Украине будет несладко. Но до конца февраля она вполне может протянуть на своих запасах и в режиме экономии. Да, в телевизоре 2 месяца можно будет смотреть шоу «Украинцы замерзают», но какую цену «Газпрому» придётся за это платить? Репутационные проблемы, снижение выручки. Пиррова победа.

— Учитывая всё, о чём мы говорили до этого момента, какой из сценариев более реален: краткосрочный контракт, долгосрочный контракт?

— (вздыхает) Спрашивал об этом даже у Оржеля — он не сказал. Я не верю в долгосрочный контракт. Он не нужен «Газпрому», он нужен «Нафтогазу». Но «Нафтогазу», чтобы убедить «Газпром» его подписать, придётся идти на такие уступки, которые минимизируют всю его ценность для Киева. Хотя как раз долгосрочный контракт, возможно, был бы хорошим вариантом для всех.


Реалистичный вариант — краткосрочный контракт с объёмом от 30 млрд куб. м, с разумными (не привязанными к объёмам) ставками транзита. Сюда же отказ Украины от самых несбыточных «хотелок» вроде многомиллиардной платы за сокращение транзита и штрафа Антимонопольного комитета (в январе 2016 года АМК Украины оштрафовал «Газпром» на 85 млрд грн. Позднее это решение было подтверждено в суде, а размер штрафа вместе с пеней на 2018 год составлял уже 172 млрд грн., т. е. свыше 7 млрд долларов по текущему курсу. — Ред.).

В обмен Украина получит контракт и всё, что она к настоящему времени выиграла в Стокгольме. На мой взгляд, это разумный компромисс. Иначе мы возвращаемся к тому, что на Украину начнут давить, причём не «Газпром», а Европа. Европа заставит договариваться. 

— А эти 30 млрд куб. м — окончательный объём или своеобразный маячок: «С этой цифры с нами можно начинать торговаться»?

— Я думаю, что пока 30 — это позиция для торга. Потому что к началу 2020 года СП-2 будет достроен, но он ещё не начнёт прокачку газа. Пока испытания, пока запуск… В итоге в первый год его работы «Газпрому» может понадобиться на украинском направлении и большая мощность. Возможно, и в пару последующих. Не говоря уже о том, что нужно держать в голове вариант, при котором ЕС может поступить с ним, как с первой очередью, т. е. позволить загрузить только наполовину пропускной способности. Ситуация может меняться, возможность для манёвра всегда сохраняется.

— Сколько сегодня может стоить ГТС?

— При текущих объёмах транзита (79 млрд куб. м за 11 месяцев 2019 года. — Ред.) можно говорить о 20 млрд евро, и такие оценки звучали. Но с падением транзита будет падать и стоимость.

— Мы уже говорили о том, что в ходе встречи «нормандской четвёрки» возможна попытка увязать вопросы Донбасса и газа в один пакет. Вы выступили против этого, и Зеленский, с ваших слов, тоже настроен против этого. Но если взять европейских участников, то решение какого из двух этих вопросов является первоочередным для них, к чему будет больше внимания, а что пойдёт вторым номером?

— Конечно, Донбасс. Давайте начистоту: я не думаю, что Германию и Францию прямо уж так сильно волнуют замерзающие из-за прекращения транзита молдаване. А вот достичь прогресса в реализации Минских соглашений — это да, это хороший плюс к рейтингу.