В одном из материалов мы уже рассматривали отечественную концепцию эволюционного развития этносов, высшим проявлением которого на данный момент является человеческое сообщество, объединённое в нацию. По мере развития общественно-экономических отношений этническая общность проходит путь от племени к народности и, наконец, с развитием капиталистических отношений консолидируется в современную нацию. Не стала исключением и история украинского этноса. В данной статье мы рассмотрим начальный период зарождения украинской нации, который приходится на конец XVIII — первую половину XIX века и связан с появлением идейных основ украинской мифологии.

Распространение националистических и либеральных идей

Для становления нации необходимы следующие обязательные условия: единство территории, единство языка и культуры, развитие экономических связей в рамках индустриальной экономики и некая историко-культурная мифология, которая формирует общее представление о существовании нации и необходимости её единства и обособленности от других наций. По мере развития процесса национального строительства, который происходит параллельно с развитием капиталистических отношений, возрастает и сопротивление старого уклада, характерного для феодализма. Нередко борьба за новое понимание народности как нации сопутствует борьбе за становление собственной государственности, которая в националистической парадигме является необходимым апогеем национального развития.

Спецификой украинской истории (как и русской и польской) стало то, что, в отличие от многих европейских наций, процесс национального строительства, а вернее создания национальной мифологии, начался раньше, чем произошло развитие капиталистических отношений. Произошло это под влиянием европейских идей, которые проникали в Российскую империю и оказывали влияние на российских интеллектуалов.

Лишь впоследствии, ко второй половине XIX века, когда отстающая от своих европейских собратьев местная буржуазия вступила в противоречие с феодальным укладом, а структура индустриальной экономики объединила регион очевидными производственными и торговыми связями, процесс национального строительства, проводимый до того незначительной горсткой интеллигенции, вступил в синергию с объективными экономическими процессами.

Конец XVIII и начало XIX века был периодом развития представлений о нации в Европе и распространением этих представлений в Российской империи.

Французская революция привела к провозглашению Декларации прав человека и гражданина, в которой, в частности, говорилось: «Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не может обладать властью, которая явно не исходит от нации». Положения этой декларации были подкреплены успехами французской революционной армии, в которой удалось соединить усилия всех слоёв французского общества. Российское общество, в котором существовала непреодолимая дистанция между большинством крестьянского населения и небольшой прослойкой элиты, должно было искать ответы на этот вызов.

Необходимость таких поисков подсказывала и сила крестьянских восстаний, одно из которых под руководством Емельяна Пугачева, сопровождавшееся истреблением дворянства, стало также весомым поводом для подобных поисков. С одной стороны, ответом стала реакция и укрепление всех отживающих форм феодализма, с другой стороны, более передовая часть аристократии начала соотносить европейские идеи с собственной российской ситуацией. Одним из ответов стал зарождающийся русский национализм начала XIX века, который, опираясь на идеи немецких националистов, таких как Фихте, Гумбольд, Арндт, пытался выработать некое представление о единстве русского народа, что особенно стало актуальным в период войны 1812 года.

Призывы стать на защиту русского государства как естественной среды обитания русского народа, поднять «дубину народной войны», войны тотальной и всеобщей, шли вполне в русле тогдашнего представления о государстве-нации. Не преданность подданных (в первую очередь, конечно, дворян) монарху, но преданность представителей народа своей земле, с которой народ связан «генетическим духом». Объединить все сословия для борьбы с сильным, движимым новой национальной энергией врагом, противопоставить ему такое же национальное единство — такова была задача исторического момента. Распространение подобных идей не могло пройти бесследно и на малороссийской почве в среде местного дворянства, всё ещё ощущавшего свою связь со старыми казацкими временами и имевшего свою региональную специфику.


Российское дворянство времён Екатерины II

Польское влияние

Стоит сказать, что аналогичные процессы происходили и в среде польского общества, которое лишилось собственной государственности в самый разгар революционных событий во Франции. В этот период произошло объединение большей части земель, ставших ореолом расселения украинской народности в рамках единого государства. В 1795 году в результате двух разделов Польши Правобережная Украина вошла в состав Российской империи. Одновременно с этим Российская империя завершает длившуюся более двух столетий и начавшуюся во времена Рюриковичей и зарождения казачества борьбу с Крымским ханством и Османской империей за господство в Северном Причерноморье. Правда, сам факт присоединения Новороссии сыграет свою важную роль (в первую очередь экономическую) для становления украинской нации несколько позже, а на рубеже веков решающим и важнейшим стал раздел Речи Посполитой.

На присоединённых землях Правобережья к этому моменту сложилась специфическая социально-культурная ситуация. С одной стороны, основное крестьянское население региона состояло из представителей украинской народности (малороссиян), с другой стороны, местная аристократия была представлена преимущественно поляками. К примеру, к 1811 году, согласно переписи Киевской губернии, на 1200 русских дворян здесь приходилось 42 тысячи дворян польских. Эта дворянская среда представляла собою самобытный сплав польской культуры, плотно сроднившейся с культурой казачества (исторически Киевская губерния была местом зарождения Приднепровского казачества).  

Здесь также начинается переосмысление предыдущего опыта и под воздействием тех же немецких и французских идей ведутся поиски собственного единства нации. С образованием Герцогства Варшавского, которое произошло по плану Наполеона в 1807 году, крепнут идеи переучреждения польского государства на новых современных основаниях. В польской среде этот процесс шёл ещё быстрее, нежели в российской, так как ещё до раздела в Польше нашли отклик идеи Французской революции и в 1791 году даже была принята конституция, в которой, хотя и в урезанной форме в сравнении с Францией, так же провозглашались права человека и гражданина. В новом государстве появляется парламент, возобновляется действие конституции. Поляки становятся самым преданным и многочисленным союзником революционной Франции, дав Наполеону 80 тысяч солдат, в том числе одно из лучших воинских формирований Великой армии — Пятый армейский корпус под командованием Ю. Понятовского.


«Наполеон и Понятовский», Януарий Суходольский

Естественно, что права человека сопутствуют и праву нации на собственную государственность. Вопрос лишь в том, кого считать представителями нации. Для польского национализма этого и последующих периодов в польскую нацию входили все жители Речи Посполитой до её первого раздела в 1772 году.

В этот период начинает создаваться польская национальная мифология о «золотом веке» времён Речи Посполитой, в которой представители всех этносов жили в гармонии, сливаясь в центре государства в единый народ. И восстановление этого единства требует широкого распространения польского языка и культуры.

По сути эта конструкция множественного единства народов в одном вполне напоминает концепцию «Триединой Руси», развитую в «Киевском Синопсисе» Инокентия Гизеля ещё в конце XVII века, и становится конкурирующим проектом. В этот период появляются такие работы, как «Фрагменты исторические и географические о Скифии, Сарматии и славянах» Я. Потоцкого, где утверждается общее скифско-сарматское происхождение украинцев и поляков и их отличие от русских, или ещё более экзотическая работа «О названии Украина и зарождении казачества» Т. Чацкого, в которой он доказывает происхождение украинцев и поляков от племени укров, переселившихся в VII веке из-за Волги. 

Подобные идеи в будущем породят целую плеяду так называемых польских украинофилов, целью которых будет доказать отличное от русских происхождение украинцев и их родство с поляками.

Концепция исторической обособленности Украины

Важный толчок для развития мифологии украинской нации произошёл после изгнания Наполеона из России. Дело в том, что Александр I, сам не чуждый на тот момент популярных либеральных идей, пытается отыграть ситуацию в Польше, возникшую с образованием Варшавского Герцогства. Уже в декабре 1812 года в манифесте «О прощении жителей от Польши присоединённых областей, участвовавших с французами в войне против России» он объявляет амнистию всем дворянам Правобережья, которые, опьянённые идеями восстановления государственности, записались в ряды наполеоновской армии.

Дальнейшим шагом становится провозглашение в ноябре 1815 года нового государства — Царства Польского, дарование ему конституции, по которой российский монарх делит исполнительную власть в стране с Сеймом, подобно тому, как это было во времена Речи Посполитой. Но Александр на этом не планировал остановиться. В последующие несколько лет он вынашивает идеи присоединения к Царству Польскому и «кресов», то есть Правобережной Украины и белорусских земель. Как сказано было выше, эти территории были населены польским дворянством, которое и воспринималось как тогдашнее общество. Для Александра подобное присоединение означало лишь то, что он идёт навстречу общественному мнению. Лишь бурная реакция общества в других частях империи остановила его от подобного поступка. Одним из решающих аргументов стал разговор Александра с историком Николаем Карамзиным, когда тот в сжатом виде напомнил императору концепцию триединства, которая зеркально отражала польские взгляды на принадлежность «кресов». Тот факт, что половина территории, на которой проживала украинская народность, едва не оказался вновь в составе польского квазигосударства, вызвал оживление в процессе осмысления сущности Украины и её истории.

На фоне появления конкурирующих идей об принадлежности Украины прозвучал и голос местных интеллектуалов. В этот период появляется одно из ключевых произведений для украинского национального мифа — анонимная работа «История Русов» (авторство которой приписывали Григорию Конисскому, Могилёвскому архиепископу православной церкви). В этой книге, хотя ещё и в несколько архаичном стиле, описывалась обособленная история украинцев (вернее, малороссийской княжеской ветви, которая имеет право на собственный суверенитет и во всем равна великороссийской ветви), которые сами по себе представляют отдельный народ, а значит, учитывая тогдашние настроения, имеют право и на собственное автономное существование (собственный «генетический дух»).

Прямо это в произведении не высказывается, но, учитывая культурный контекст, подобный вывод проистекает из данной книги. Ядром украинской истории здесь провозглашается казачество, которое боролось за свой суверенитет как с поляками, так и с великороссами, когда они его нарушали. Это произведение оказало огромное идейное влияние не только на украинскую, но и на общероссийскую культуру. Данное произведение было хорошо известно и любимо такими деятелями русской культуры, как Пушкин, Гоголь, Рылеев, а также многими другими.


«История Русов», московское издание 1846 года

Ассимиляция Левобережья и регионализм местных элит

Что же касается Украины, то идейное влияние произведения здесь трудно переоценить. Однако чтобы проиллюстрировать его идейную важность, необходимо немного описать ситуацию, сложившуюся к тому моменту в Малороссии.

Если на Правобережье, как уже было сказано выше, в этот период процветает польское украинофильство, романтизирующее казачество как составную часть польской нации, то на Левобережье активно происходят ассимиляционные процессы. После реформ 1764–1785 годов, проведённых малороссийским генерал-губернатором Румянцевым, Левобережье получает административное деление, аналогичное остальной империи. В «Установке о губерниях» 1781 года ликвидируется и обособленное судебное устройство. Кроме того, в конце XVIII века происходят и ещё два значительных события. Во-первых, в 1783 году Екатерина II официально вводит крепостное право на территории Левобережья, тем самым уравнивая положение крестьян бывшей Гетманщины с положением крестьян во внутренних частях империи. Националистической историографией это событие обычно подается как лишение свободы вольных украинских хлебопашцев, но такой взгляд далёк от реального положения дел к тому моменту. По сути, казацкая верхушка, превратившаяся к этому времени в замкнутое сословие, вполне аналогичное по своим правам и обычаям польской шляхте и российскому дворянству, уже фактически закрепостило значительную часть крестьян Левобережья. Указ Екатерины лишь подвёл черту и формализовал окончание процесса, который продолжался весь XVIII век. Во-вторых, сама казацкая старшина после долгих усилий, наконец, полностью уравнялась в статусе с великороссийским дворянством, образов с ним единое сословие. В 1785 году положения новой жалованной грамоты дворянству, согласно которой это сословие получало невиданные до того права, были распространены и на казацкую старшину, а впоследствии и на польскую шляхту, оказавшуюся в составе империи после разделов 1793–1795 годов. Правда, разбирательства в том, кто из представителей казачества имеет право на дворянство, длились ещё полстолетия — до 1835 года, но основная масса влилась в ряды высшего сословия ещё при Екатерине II.

Для бывшей старшинской, а отныне дворянской элиты Малороссии, бывшей Гетманщины, открылись все возможности для построения карьеры в общем имперском пространстве. К эпохе Александра выходцы из Малороссии уже принимают массовое участие в культурно-политической жизни империи. Представители украинского дворянства уже воспринимают себя как часть единого сообщества, но всё же с местными региональными отличиями.

Важным моментом в развитии этого регионализма стало открытие в Харькове в 1805 году одного из первых в империи университетов. Само появление университетов носило двоякий характер. С одной стороны, империя не могла обойтись без их развития, а с другой стороны, университеты становились рассадниками вольнодумства, вступавшего в идейный конфликт с феодальным и абсолютистским устройством. В случае Харьковского университета он становится ещё и средоточием и специфического украинского регионализма (с сохранением при этом полной лояльности единству империи).

Сама идея основания университета пришла Василию Каразину, выходцу из Харьковской губернии и на тот момент управляющему делами министерства народного просвещения. По его замыслу новое учебное заведение охватывало все науки — от искусств до инженерного дела. Это начинание встретило сочувствие Александра и местного дворянства, которое быстро собрало необходимые средства для реализации идеи Каразина. Характерна речь, прочитанная основателем при открытии университета:

«Так, господа, я смею думать, что губерния наша предназначена разлить вокруг себя чувство изящности и просвещение. Она может быть для России то, что были Афины для Древней Греции. Местное положение делает её средоточием южных плодороднейших земель. Богатство собственных произведений призывает к нам людей, которые, наслаждаясь нашими благами, дали бы нам в замену вкушать плоды своего ума, искусства, промыслов. Науки и художества водворятся в нашей Отчизне. Я смею мечтать, что необыкновенное стечение народа украсит наш край, наполнит его утехами, свойственными просвещённому обществу, богатства всех краёв России польются к нам рекою».


Харьковский университет в 30-х годах XIX века

Этот манифест регионализма с идеей просвещённости края и особой его миссии в составе империи станет впоследствии одним из лейтмотивов формирования украинского мифа. Тотчас после открытия университета в нём начинают издаваться несколько периодических изданий, в том числе «Украинский вестник» и «Украинский журнал», в которых, кроме произведений на общенаучные темы, публикаций общеимперской литературы, стали издавать и местных авторов, в том числе уже на украинском языке (малороссийском наречии). Нашли здесь своё место и публикации материалов этнографических экспедиций. Таким образом, к моменту распространения в образованной среде идей либерализма (а затем и романтического национализма) на Левобережье уже имелся собственный культурный центр, способный подхватить и развить их.

Хождение в народ

Однако для формирования национального мифа необходим был ещё один этап — познание собственного народа. Романтизация казачества польскими украинофилами породила и широкий этнографический интерес к простонародной культуре. В поисках исторических корней, связывающих с «золотым веком», образованная часть дворянства отправилась к «мужику под соломенную крышу».

В этот период действует целая плеяда этнографов, имена многих из которых получили всероссийское значение — Максимович, Срезневский, Бодянский, Лукашевич и другие, как великороссияне, так и поляки с малороссами обращаются к народному духу. Однако первым издателем малороссийских этнографических материалов стал грузинский князь Николай Цертелев, выпустивший в 1819 году в Петербурге «Собрание малороссийских песней». В том же году в Петербурге издаётся «Грамматика малороссийского наречия», написанная исследователем народного языка Александром Павловским. Постепенно все эти материалы приобретают в империи большую популярность в образованном сообществе и становятся основой для украинской романтической мифологии, которая вдохновляет на творчество в том числе и классиков российской культуры.


Заглавный лист «Грамматики малороссийского наречия», 1818 год

Итак к 20–30-м годам XIX века украинский национальный миф, который служит важнейшим двигателем нациестроительства, получает важнейшие элементы. «История Русов» обосновывает обособленное существование украинского народа, хотя, как говорилось выше, ещё в старых, феодальных формах. Романтический казацкий миф стараниями как поляков, так и левобережных и общероссийских авторов приобретает законченный вид. Интересно, что для русского национализма центром национального мифа, похоже, стало «Слово о полку Игореве», найденное как раз в этот период и также получившее огромную популярность. Таким образом, стержнем русской нации становится древнерусский период, а стержнем украинской — более поздний период казачества.

Миссия украинского народа

Однако для полного становления украинского национального мифа и, как следствие, идейной части национализма не хватало ключевого элемента — национальной миссии. Национальное мессианство являлось для того периода (как и для более поздних) ключевым стержнем всей концепции. Национальная миссия должна была пояснить необходимость обособленного существования нации в ряду других народов мира и необходимость сохранения и развития её уникальных черт.

Период для появления такой идеи настал в 40-х годах XIX века и связан с личностями двух деятелей украинской и российской культуры — Николая Костомарова и Тараса Шевченко. В последнем воплотились все необходимые качества украинской идеи: плоть от плоти народа, его порождение и голос, поднявшийся из самых глубин, а с другой стороны, страстный апологет казацкого мифа, поднявший его романтическую составляющую на новую высоту. Если Шевченко стал душой украинского мифа, то Костомаров стал его интеллектом (хотя впоследствии, возможно, и пожалел об этом).

Этому уроженцу Воронежской губернии, выпускнику историко-филологического факультета Харьковского университета и в дальнейшем преподавателю открытого в 1834 году Киевского университета довелось стать человеком, который одним из первых оформил идею украинского мессианства. В 1820-х годах, накануне польских восстаний, крупнейший деятель польского романтического национализма Адам Мицкевич пишет так называемую «Книгу польского народа», в которой от начал истории обосновывает выдающуюся и особую роль католической христианской веры, наиболее последовательными носителями которой являются поляки. Миссия польского народа в том и состоит среди мировых народов, чтобы нести и сохранять свет веры как от язычников, еретиков, так и впавших в «мамону» буржуазных наций типа французов или англичан. Воспользовавшись этой книгой как образцом, Костомаров перерабатывает это произведение и создаёт свою «Книгу бытия украинского народа», в которой выдвигает идеи украинского мессианства.

В отличие от Мицкевича, по Костомарову, миссия украинского народа состоит в том, чтобы сохранять демократические начала, заложенные в христианстве, а следовательно, бороться с любым угнетением (как политическим, так и культурным) для установления в будущем федерации славянских народов, которая и станет образцом изначальных христианских идей для всех остальных. По сути, в этом произведении мы обнаруживаем интересное сочетание христианского национального мессианства с либеральными антифеодальными идеями.

Эта национальная миссия, выработанная в 40-х годах XIX века, и ляжет в основе идей украинского национализма на несколько десятилетий вперед. Показательно, что Кирилло-Мефодиевское братство, сформировавшееся вокруг идей этой книги, было представлено в основном выходцами из потомков старшинских родов, студентов Киевского университета. Душой этого братства стал представитель народа Шевченко. Несмотря на то что вскоре братство было разогнано, а сам Шевченко оказался на десятилетие в солдатах, его идеи уже больше никогда не исчезали и с новой силой проявят себя уже в спайке с нарождающейся малороссийской буржуазией.


Киевский университет в XIX веке

Таким образом, к середине XIX века украинская национальная мифология получила все необходимые компоненты: исторический миф в виде «Истории Русов», романтическую поэзию Шевченко, исследованную народную культурную и языковую уникальность, описанную стараниями польских, российских и малороссийских этнографов, и в довершение концепцию национального мессианства в виде «Книги бытия украинского народа». По сути, на стыке польской, великороссийской и старо-украинской (казацкой) культур произошло появление нового культурного ядра, современного своей эпохе.

Однако это национальное ядро пока что было оторвано и от широких масс, и от значимых экономических процессов и существовало в узкой прослойке интеллигенции и образованной части дворянства. К этому моменту развитие капиталистических отношений создаст, наконец, социально-экономические условия для распространения националистических и либеральных идей в более широких общественных слоях. Если на первом этапе социальной базой для романтического национализма стало дворянство, то к середине XIX века, а особенно в период индустриальной революции, наступившей после отмены крепостного права, база национализма расширяется и на растущий в российском и малороссийском обществах слой «разночинства» и буржуазии. Но это уже тема отдельной статьи.