Пожалуй, наиболее самобытной русской философией был космизм. Его роль в том, что наша страна стала великой космической державой, несомненна. Современность требует, чтобы космос вновь стал философским понятием — символом социокультурного единства и стимулом научно-технического развития.

Забытая цель

Практическое освоение космоса стало закономерным продолжением его теоретического изучения и философского осмысления. В настоящее время одной из главных, хотя и не вполне осознаваемых и признаваемых проблем постижения космоса стала проблема целеполагания. Неочевидность смысла и пользы дальнейшего стремления человека в небесные дали всё чаще рождает скепсис по отношению к космонавтике. Хотя и звучат аргументы практического, рационального толка, они не вполне убеждают: практической пользы никогда не было достаточно, чтобы предмет познания стал ценностью. Нужно ещё, чтобы открываемое знание что-то говорило человеку о нём самом, помогало найти своё место в мире и гармонизировать отношения себя как части с мировым целым. С этой точки зрения разрыв связи астрономии и практической космонавтики с философией, их параллельное существование — явление достаточно опасное.

К. Циолковский, выдающийся русский учёный

Между тем такая связь прежде существовала, достаточно вспомнить русский космизм — Н. Фёдорова, К. Циолковского, А. Чижевского и других отечественных мыслителей. Космос в их трудах представал не только физическим пространством вселенского масштаба, но и символом целостности, структурной упорядоченности бытия, единства его уровней — от Вселенной до общества и человека как микрокосма. Космизм — то посредствующее звено между выражающими своеобразие русского философского мироощущения понятиями вроде Софии и соборности, с одной стороны, и направленным на практическое освоение Вселенной научно-техническим прогрессом, с другой. Благодаря космизму между учением о Софии и проектом космической ракеты не было надуманного противоречия, как между якобы «отвлечённым умствованием» и «осуществимой технологией», «фантазией» и «практикой». Понятие космоса как упорядоченного целого обладает поэтому на удивление целительным эффектом по отношению к истории русских духовных поисков, научных изысканий и вообще культуросозидания: разорванность этой истории в свете устремления русских людей в «небо» представляется в значительной степени мнимой. И сейчас, в эпоху культурной, мировоззренческой и даже социальной раздробленности, необходимо выявить социокультурное значение понятия «космос» и, главное, показать, что именно космос может стать новым символом единства.

Под небом единым

Итак, космос — это упорядоченная целостность, и поэтому он может выступать символом сугубо земной целостности — социокультурного единства. Необходимо отметить, что любое общество для функционирования в качестве целого нуждается в таких символах, иначе ему грозят расщепление и распад. Именно отсюда проистекает концепция «духовных скреп» как нематериальных символов единства. Однако для успешного функционирования таких «скреп» они должны присутствовать и в физической реальности, ведь символ всегда имеет двойственную структуру — материальный носитель служит видимым выражением некой духовной, не видимой глазу реальности. Поэтому социокультурная целостность как невидимая реальность символизируется чем-то принципиально видимым и конкретным, подчас проходя через ряд опосредований.

Один из первых подобных примеров можно встретить ещё в родовой культуре, где роль символа единства выполняли идолы — материальные выражения невидимых духов предков. А в процессе перехода от родоплеменных отношений к государственной организации общества символом стало небо. Прежние символы единства — духи предков — больше не могли справиться с задачей воспроизводства целостности. Род жил на небольшой территории и легко мог собраться в одном месте для проведения ритуала — выкрикивания имени предка и танца вокруг его зримого воплощения из дерева или камня, когда каждый член рода угадывал имя предка среди тысяч природных звуков, узнавал лицо на морщинистой поверхности истукана, чувствовал его близость. Но там, где обитает другой род, голос шамана не был слышен, и имя предка там не могло звучать, рождая общие для всех, сплачивающие индивидов в род воспоминания. Тем более что у другого рода был свой предок-основатель, звук имени которого для чужаков не значил бы ничего, даже если бы преодолел естественные преграды.

А вот небо не знает никаких преград. Ему безразличны земные ландшафты и расстояния; оно показывает всем одну, общую звёздную картину. Благодаря такому символу жители вновь образованного царства могут быть едины независимо от родовой принадлежности, потому что ходят под одним небом и вместе учатся читать эту гигантскую книгу, в которой записано не только прошлое, но и, вероятно, будущее.

Шумерский атлас звёздного неба

Монотонное и ритмичное движение далёких звёзд показывает идеал гармонии мира, необходимый для гармонизации социальных отношений; оно смиряет разрушительные порывы и служит предельным выражением идеи порядка. А ещё небо стимулирует людей на развитие науки, ведь установление синхронности между деятельностью людей и небесными ритмами требует организации систематического наблюдения и системы специальных символов для фиксации его результатов. Не случайно поэтому одно из ранних государств, пришедших на смену родоплеменным отношениям, — Шумерское царство — добилось внушительных успехов в астрономии: многими достижениями шумеров мы пользуемся до сих пор.

Два завершённых проекта

В человеческой истории можно обнаружить тенденцию к универсализации: с течением веков люди всё больше выходят за пределы своего естественного круга обитания и образовывают социокультурные целостности всё большего масштаба. Например, весьма значимым шагом на пути универсализации стало образование Римской империи, охватывающей едва ли не всю средиземноморскую ойкумену. Империя объединяла в себе крайне разнородные этнокультурные элементы, центрируя их на Рим в военно-политическом отношении. Однако подходящего символа социокультурного единства империя найти не могла фактически до появления христианства: идея единого бога, пришедшая на смену политеистической раздробленности, казалась привлекательной с точки зрения гармонизации гигантского государственного образования. Благодаря христианизации восточная часть Римской империи просуществовала, по сути, до XV века, а западная, хоть и перестала быть политическим субъектом, сохранила социокультурную центрированность, ставшую основой зарождения новой цивилизационной целостности — «Запада».

Поэтому о христианстве можно говорить как об универсалистском проекте, претендующем на всемирный охват и сплавляющем в себе разнородные элементы. Этот проект, господствовавший в Европе в Средние века, можно назвать теоцентризмом. Однако на исходе Средневековья ограниченность интегрирующей функции религии стала очевидной, и тогда на раздираемом межконфессиональными войнами Западе фактически отказались от теоцентрического проекта всемирной целостности. На место Бога встала природа, и возник натуроцентричный универсалистский проект. Теперь именно природа — то, что может объединить людей, ведь природа, в отличие от Бога, у всех одна и та же.

Натуроцентризм дал новый импульс процессу познания, в первую очередь снабдив его более адекватным предметом. Ведь трансцендентность и принципиальная непознаваемость Бога ограничивает познание: неизбежны агностицизм, параллелизм веры и знания, отсутствие рефлексии над инструментами познания и даже специфичность целей, лежащих в области этики и венчающихся спасением души, а не установлением истины. Богопознание, в конечном счёте, индивидуально и личностно: едва ли можно утверждать, что познание Бога есть цель коллективного усилия человечества, своей сложностью сплачивающая людей ради компенсации индивидуальной ограниченности.

И только задача познания природы формирует науку не только как специфическую деятельность, но и как социальный институт, притом с самого начала естественным образом глобализирующийся. Наука способна аккумулировать усилия многих людей и даже поколений, обеспечивая особую связность пространства и времени. Природа как предмет науки обща для всех, как небо когда-то, и даже природа человека едина, а на видимые различия можно закрыть глаза — род человеческий отныне должен стать единым. Так натуроцентризм вслед за теоцентризмом стал новым основанием социокультурной целостности, теперь уже масштабом с целую планету.

Таким образом, Бог и природа — примеры символов социокультурного единства, вокруг которых сплачивались реальные сообщества и формировались планы по созданию универсальных, глобальных сообществ. Каждый из этих символов обеспечивал поступательное движение человечества вперёд по пути глобализации, но имел и серьёзные ограничения, приведшие к исчерпанности этих проектов в настоящее время.

От модерна к постмодерну

Что позволяет нам говорить, что натуроцентризм как исторически последний универсалистский проект Запада себя исчерпал? Прежде всего, то, что натуроцентризм стал мировоззренческой основой и основным содержанием эпохи модерна, а модерн ещё несколько десятилетий назад был признан многими западными мыслителями завершённым. На смену ему пришёл постмодерн, и это не результат чьего-то волюнтаристского решения, а признание свершившейся реализации исходных установок модерна, в результате которой выявились ограничивающие дальнейшее развитие человечества явления.

Успехи натуроцентризма в операционализации познания, фундировании технического прогресса и даже социокультурной глобализации очевидны. Однако ставка на видимую, материальную природу при постепенном забвении какого бы то ни было трансцендентного измерения бытия, привела к краху метафизики как учения о наиболее общих основаниях мира. А вслед за этим пришлось признать и «смерть Бога» как символического центра мироздания. Так начался процесс распада, итог которого и был зафиксирован в идее постмодерна.

Холизм, в рамках которого отдельное познаётся с точки зрения «властвующего» над ним целого, предан забвению, а царствует методологический индивидуализм — первичны отдельные вещи, и только они в полной мере обладают онтологическим статусом. Легитимируется сенсуализм и индукция как метод познания, рождается позитивистская установка: целое, объединяющее отдельное, незримо и призрачно, а потому проблемно. Синтез знания в единую картину мира практически невозможен, даже задачи такой уже не ставится. Наличие множества междисциплинарных исследований не должно вводить в заблуждение: единой картины мира нет, т. к. уровни реальности, будучи предметами изучения отдельных наук, не связаны в целостную систему неким центрирующим и системообразующим принципом. Главная проблема создания такой системы — позитивистское по происхождению неприятие метафизических категорий. Постмодернизм усугубляет положение дел: целостность едва ли возможна без символического центра, но любой центризм — злейший враг постмодернизма. Отсюда проблема телеологии как учения о конечной цели развития сущего: конечная, или целевая причина, только допусти её существование, сразу же вызовет к жизни целый комплекс метафизических представлений, возрождая суровый телео-, а за ним и теоцентризм. Поэтому постулирование какой-либо общей цели развития Вселенной и человечества тоже оказывается невозможным.

Но если есть проблема целостности на уровне природы, появится она и на уровне общества. Общество как целое становится придуманным, чрезмерно метафизичным конструктом, затеняющим то, что единственно реально — индивидов. Натуроцентричный модерн, пришедший к такому выводу, перестал быть основой для универсализации человечества, и процесс модернизации мира в настоящее время практически остановился — то тут, то там видны примеры возвращения к более архаичным моделям организации социокультурной целостности. В итоге так и не ставшее по-настоящему глобальным мировое сообщество разваливается на регионы, а знание — на отдельные дисциплины без какой-либо общей перспективы. Технический прогресс стихиен и неуправляем, и в целом человечество потеряло образ общего будущего, ради которого стоило бы объединиться для синергии отдельных потенций. Мы потеряли образ, который бы вдохновлял на свершения.

Контур новой глобальности

Всё это актуально и для России, после краха модернистского советского проекта оказавшейся в состоянии постмодерна. Некоторое время казалось, что нам нужно стремиться стать частью западного проекта, но сейчас уже очевидно, что этот проект завершён, и перед нами встала проблема поиска нового основания единства нашего общества. Но найдя его, мы можем предложить и всему миру новый универсалистский проект, способный стать «точкой сборки» глобальных усилий.

Пока ещё наше коллективное сознание вслепую прощупывает путь преодоления постигшего нас постмодернистского расщепления; например, стремится вернуться в лоно религии. Это, в общем-то, логично: отшатываясь от постмодернизма, мы делаем шаги назад, проскакиваем модерн и оказываемся на территории пре- или даже контрмодерна, или архаики. Вероятно, так мы сможем спасти сознание от распада, наделим общество иерархией, а знание систематизируем, увенчав его короной в виде идеи Бога.

Однако этот путь мало того что сложен, но ещё и влечёт множество издержек. Прежде всего, Бог сегодня с трудом может выполнять функцию символа единства — современные общества слишком разнородны. Даже если сконструировать идею универсального божества, растоптав особенности традиционных конфессий, в новую социокультурную целостность мы не сможем включить тех, кто идею Бога отвергает в принципе.

Посетители Международной космической станции

Нужно нечто такое, что действительно обще для всех. И, как когда-то давно, в качестве нового символа социокультурного единства может выступить «небо», т. е. космос. Космоцентризм как новый социокультурный проект, подразумевающий коллективные усилия по освоению и покорению космоса, способен стать творчески плодотворным для тех стран и регионов, которые захотят в него включиться. Всё более очевидно, что отдельным странам сделать качественный скачок в области космонавтики проблематично — это требует слишком больших ресурсов. А ради целей кооперации политические и идеологические противоречия между государствами способны отойти на задний план. Это отнюдь не просто патетика: характерно, например, что при всей глубине кризиса между США и Россией именно сотрудничество нашей страны с НАСА оказалось выведено из-под санкций. Кооперация в космонавтике и превращение освоения космоса в новый глобальный проект приведёт к формированию новой системы всемирного разделения труда, в которой специализация стран и их иерархия будут сильно отличаться от нынешнего положения вещей. Пожалуй, особенно это касается России, поэтому именно нашей стране стоит предложить космос как символический центр нового глобального проекта, имеющего не только научно-техническое, но и социокультурное измерения. По сути, этот проект — синтез всех предыдущих проектов социокультурной целостности, снимающий последние ограничения на формирование подлинно глобального человечества.

Общие принципы

Разработка метафизической основы космоцентризма — дело будущего. Возможные контуры онтологии таковы: космоцентризм — это диалектическое снятие дуализма духа и материи, который и в теоцентризме, и в натуроцентризме сохранялся в разных формах (например, в последнем — в виде противопоставления субъекта познания и объекта). С одной стороны, космос как материальная Вселенная — это природа, включающая планету Земля как свою часть. Но с другой стороны, космос — это ещё и идея упорядоченного целого, по отношению к которой Вселенная — лишь видимое проявление, манифестация этой идеи, так же, как у Спинозы природа сотворённая есть манифестация природы творящей. С этой точки зрения космос как упорядоченное целое трансцендентен по отношению к сотворённому миру и существует как его абсолютно совершенный образ, наделяющий природу мерой относительного совершенства.

Что касается гносеологии — теории познания, то идея космоса как целостности может служить познанию своеобразной гарантией от распада на множество отдельных познавательных актов, направленных исключительно на отдельные вещи. Мировоззрение, не содержащее подобных гарантий, разорвано: мир оказывается разбитым на осколки, а познание узко специализировано и исключительно аналитично. Благодаря космоцентризму возродится методологический холизм — примат целого над частями, причём как на уровне природы, так и на уровне общества.

Всё это наделяет космоцентризм и очевидным идеологическим потенциалом. Для идеологии в её развитой форме важно, чтобы мироустроительные стремления социальных конструктивистов были обоснованы данными естественных наук: принцип «что наверху, то и внизу» здесь находит специфическое воплощение. Пример из нашей недавней истории: в дополнение к историческому материализму пришлось детально разрабатывать материализм диалектический, который универсализирует открытые в исследовании общественной истории законы. Космоцентризм, изначально постулирующий изоморфизм различных структурных уровней реальности, даёт идеологам широкие возможности для универсализации. Если учесть, что в числе основных принципов космоцентризма — упорядоченность, единство, творческая эволюция, прогресс познания и телеологизм как наличие цели развития человечества, то обществу такая идейно-ценностная матрица открывает впечатляющие перспективы долгосрочного стабильного развития. При умелой конкретизации этих абстрактных принципов в социальной теории и практике общество может получить новую основу социокультурной целостности, а значит, нынешнее постмодернистское безвременье с неясной перспективой сменится понятной и привлекательной идеей будущего.