Высокопродуктивное сельское хозяйство уже давно не имеет
ничего общего с пасторальными домиками в деревне и станицами, где заботливые
фермеры выращивают продукцию для горожан, жаждущих отобедать органическими
продуктами.
Растениеводство — это царство
механизации: без трактора с навесным оборудованием фермер становится необатраком.
Животноводство и вовсе стало миром победившего «фашизма» для животных, где на
первое место выходят скорость прироста живого веса, максимальные удои и
яйценоскость.
Однако зерно, мясо, яйца и молоко
— это только начало пищевой цепи, базис, прибыль от которого не может
сравниться с доходами, получаемыми от производства готовых продуктов питания.
Но законы рынка универсальны и
трансграничны: малый проигрывает большому, сильный поглощает слабого, а рынки
практически никогда не пребывают в зачаточном состоянии свободной конкуренции.
Капитал всегда концентрируется, порождая сперва олигополии, а затем и
монополии.
Глобальный пищевой рынок уже
давно стал вотчиной олигополий — сильнейших транснациональных корпораций,
разделивших рынки и страны. И Россия не является исключением.
И в этом тексте речь пойдёт о
том, как транснациональный пищевой капитал без единого выстрела и
предупреждения Федеральной антимонопольной службы капитулировал перед пищевыми
гигантами.
Пищевые гиганты
Колыбелью пищевых корпораций в привычном нам понимании можно назвать США: именно там расквартированы 8 из 10 крупнейших транснациональных корпораций, захвативших сперва американский, а затем и мировой рынок продуктов питания.
И доминирование The Coca-Cola Company или
Pepsi вызвано не
столько тем, что во многие страны они приходят вместе с американскими
солдатами, столько тем, что в США для данных корпораций со стороны государства
были созданы совершенно тепличные условия.
Государство, сведя свою роль к
функции ночного сторожа, позволило капиталу концентрироваться в таких объёмах,
когда уже органы власти становились бессильными: менеджеры мигрируют из кресел
совета директоров корпораций в кабинеты чиновников, где продолжают защищать
интересы своих бывших работодателей.
В общих чертах взаимоотношения государства, общества и капитала описаны в документальном фильме «Корпорация Еда».
Для удобства ключевые
производители продовольствия в мире с краткой информацией об их специализации и
данными по выручке собраны в таблицу.
Каждая из пищевых ТНК, как правило, контролирует свою рыночную нишу, где противостоит не столько своим корпорациям-конкурентам, сколько местным производителям. Исключение, пожалуй, составляют PepsiCo и Coca-Cola Company. В остальном же пищевые корпорации создали своё мировое пищевое разделение труда, гарантирующее им доминирующую роль на мировом рынке, что позволяет неспешно поглощать местных производителей на рынках локальных.
Unilеver не была первой корпорацией, которая изобрела чайный пакетик
(его изобрели случайно — кто-то додумался заварить чай в упаковочном мешочке),
но именно Unilеver приучила мир пить пакетированный чай (на картинке чай Lipton для рынка США 1950-х годов).
Кроме того, продукты корпораций позиционируются не столько как еда, сколько как уникальные бренды, а с помощью СМИ создаются ассоциации с эмоциями и социальным статусом. Например, Bounty — это «райское наслаждение», Coca-Cola — победа, Kitekat — здоровая кошка, Ferrero — роскошь и шик. И благодаря огромным прибылям и регулярным рекламным кампаниям данные пищевые стереотипы поддерживаются из поколения в поколение.
Особенность пищевых корпораций
США в том, что они:
Во-первых, контролируют большие доли рынка, что позволяет им вступать в
картельные сговоры практически в любой стране.
Tyson Foods Inc., Perdue Foods и Koch Foods Inc. на троих
производят 46% мяса птицы в США, а топ-10 компаний-производителей курятины контролируют 80% рынка. В феврале
2018 года против четырёх ведущих компаний по производству курятины в США подали третий за два года иск в суд с обвинением в картельном сговоре и
согласованном поднятии цен на курятину.
Например, Канада обвинила Nestlé и Mars в
«шоколадном» сговоре, который длился с 2002 по 2008 годы. В 2008 году Nestlé и
Mars, а также Kraft Foods и Ritter обвинялись в монопольном
сговоре на территории Германии. Французские власти оштрафовали швейцарскую
компанию Nestlé и американские Mars и Colgate-Palmolive на 35,3 миллиона евро
за то, что их подразделения, производящие корма для домашних животных, с 2004
по 2008 год путём тайного сговора добились искусственного
ограничения конкуренции на рынке.
Во-вторых, могут навязывать свои условия ведения хозяйства мелким
фермерам, ставя их в зависимое положение. В мае 2013 года Верховный
суд США единогласно постановил, что фермеры в США не могут использовать
запатентованные Monsanto
бобы сои для самостоятельного создания семян без уплаты корпорации комиссии.
Проще говоря, в США семена Monsanto
стали одноразовыми, а корпорация таким образом сумела обойти запрет на создание
«терминаторных»
семян — второе поколение семян является стерильным.
То, что мы воспринимаем как фантастику, уже стало реальностью. В
сериале «Корпорация» главный герой работает на корпорацию Spiga Biotech, которой
противостоит такой же биотехнологический гигант. Корпорации подозрительно
напоминают Monsanto и Syngenta. А вот
реальный фермер Хью Вернон Боуман из Индианы проиграл Monsanto в суде
то самое дело о запрете создания новых семян.
В-третьих, обладают огромными лоббистскими ресурсами. Корректнее
говорить о том, что пищевые ТНК сами пишут условия ведения бизнеса вместо
государства. Например, если в Великобритании ввели налог на сахар (налог на газировку),
то попытки
городского совета Санта-Фе (штат Нью-Мексико) обложить производителей
газировки дополнительным налогом закончились тем, что производители газировки и
фаст-фуда потребовали у Конгресса лишить местные власти соответствующих
регуляторных полномочий.
В-четвёртых, способны формировать и кардинальным образом влиять на
пищевые пристрастия американцев.
Мода на здоровое питание и отказ от фаст-фуда не уничтожат пищевые корпорации — они возглавят данные движения, когда осознают невозможность сохранения существующего пищевого порядка. ТНК Kellogg, например, ещё в 2000 году начала открывать клубы завтраков в британских школах, где обучала детей правильному питанию.
Обратите внимание на идиллию в ролике и то, как австралийские дети с
раннего возраста привыкают есть на завтрак основную продукцию корпорации — сухие завтраки, считая это здоровым
питанием. К слову, такие мероприятия посещают дети тех родителей, кто не может обеспечить своему ребёнку регулярные завтраки.
А Coca-Cola профинансировала в
штате Джорджия программу Департамента здравоохранения по профилактике лишнего
веса среди молодёжи.
А пока же пищевые корпорации
уподобились своим табачным сородичам и, как и они ранее воевали с противниками
табакокурения, ведут борьбу с попытками хоть сколь-либо урегулировать пищевой
рынок в США. Например, законы Алабамы, Флориды, Джорджии и Юты запрещают ресторанам отображать информацию о составе и энергетической ценности
продуктов питания. В Миссисипи, Висконсине и Огайо запрещено ограничивать
продажи продуктов питания на основе размера, калорийности и пищевой ценности.
В-пятых, американские пищевые корпорации находятся в гармоничных
отношениях со своими европейскими «конкурентами» — никто не мешает европейским
пивоварам варить пиво в США.
В-шестых, колонизировали ряд стран Латинской Америки и СНГ. В 1953–1954 годах президент Гватемалы Арбенс национализировал земли корпорации United Fruit. Компания нашла поддержку у ЦРУ и президента Эйзенхауэра, после чего США провели вторжение в Гватемалу и привели к власти полковника Армаса, который вернул земли корпорации. Бывшего директора ЦРУ, заместителя государственного секретаря США Уолтера Беделла Смита отблагодарили назначением в совет директоров корпорации United Fruit.
Горбатого могила исправит
— United Fruit в 1970 году стала
United Brands, а с 2003 года именуется Chiquita Brands International. Но
своим традициям не изменяет: корпорация платила за покровительство Объединённым силам самообороны Колумбии,
участвовала в контрабанде оружия и наркотиков в Европу. Не изменяет своим
привычкам и Вашингтон — Колумбии
отказали в выдаче обвиняемых менеджеров Chiquita.
Пищевая колонизация
Конкурентная борьба между
условным Тотемским маслозаводом и российскими подразделениями корпораций Danone
и PepsiCo не может быть
честной и справедливой, а чудес в экономике, сродни библейской победе Давида над
Голиафом, не бывает.
Большая часть пищевых ТНК зашла
на российский рынок в 1990-е годы, когда рухнул Союз, рассыпалась
государственная система планирования и открылись таможенные границы. До распада
СССР лишь две корпорации смогли более-менее успешно зайти на союзный рынок — PepsiCo и
Coca-Cola Company. Причём PepsiCo смогла это сделать
раньше и успешнее — у неё ещё в 1970-х были свои производственные мощности в
СССР.
Условия для ведения бизнеса в
1990-х у ТНК в России были, пожалуй, даже лучше, чем в их родных странах:
деморализованный постсоветский покупатель с жадностью поглощал всё, что ему
могли предложить корпорации: от Coca-Cola до маргарина «Рама».
Единственной проблемой до начала 2000-х была крайне низкая покупательная
способность населения, которому рынок мог предложить всё что угодно, кроме
возможности честно заработать деньги для достойной жизни.
Но та же Coca-Cola Company моментом воспользовалась и прочно укоренилась на российском рынке.
Открывшиеся перед Coca-Cola перспективы в России были настолько заманчивыми, что первый российский завод корпорации посетил президент США Билл Клинтон,
а производственную линию на завод во Владивостоке привезли самолётом Ан-124.
В те же годы на рынок России
вышли практически все остальные транснациональные пищевые гиганты. Но некоторые
из них долгое время не решались вкладывать деньги в развитие своего бизнеса.
Сказывалась, видимо, нищета российского населения.
Параллельно происходил процесс
приватизации пищевых предприятий российским капиталом. Именно так возникли российские
соковые гиганты «Мултон», «Нидан», «Лебедянский» и молочный титан «Юнимилк».
Потребности в строительстве фабрик ни у российского бизнеса, ни у пищевых
ТНК не было — всего было
более чем достаточно.
Ближе к 2000-м годам у PepsiCo и
Coca-Cola Company наступает
кризис роста: традиционные рынки оказываются насыщены, а рост капитализации и
прибыли упирается в «потолок». Менеджеры корпораций принимают решение освоить
новый для себя рынок соков, но на российском рынке корпорации расширились
несколько позднее. Для PepsiCo
расширение прошло весьма успешно: на рынке соков доля корпорации выросла с
1,7% до более чем 30%. Аналогичным образом обстояли дела и у всех иных
корпораций: их активы росли.
Таким образом, расширение ТНК осуществлялось по двум
сценариям:
- Строительство своих предприятий в том случае, если в России
не оказывалось пригодных к покупке заводов;
- Приобретение российских холдингов и компаний, ранее
консолидировавших разрозненные активы.
Большая часть сделок по слиянию и поглощению пришлась на
2005–2010 годы, когда казалось, что у российской экономики нет пределов роста,
а благосостояние населения будет возрастать.
Таким образом, к 2017 году
пищевые корпорации контролируют в России:
- SUN InBev и Efes — минимум 34% производства пива в России. Carlsberg
контролирует
ещё 32,2% российского рынка, а Heineken
— 12% рынка;
- Bunge — около 10% производства растительных масел;
- Unilever — это 17%
рынка чая, 17,8%
рынка мороженого;
- PepsiCo — свыше 34,5% рынка соков, около 20% рынка
безалкогольных напитков, а также 9,9% рынка молока и молокопродуктов, 7,6%
рынка детского питания;
- Coca-Cola — 30% рынка соков;
- Mondelez International контролирует
свыше 14,4% российского рынка шоколада и 19% рынка кофе;
- Nestlé — это 29% рынка кофе,
21,1% рынка шоколада и шоколадных конфет, 8,2% рынка мороженого, 8,7% рынка
детского питания, 10% рынка бутилированной воды, 14% рынка кормов для животных;
- Mars — 18,2% рынка шоколада и шоколадных конфет, порядка 70%
рынка жевательной резинки и
монопольные 60% рынка комплексных кормов для домашних животных;
- Kellogg — 38% российского рынка крекеров и 7,5% печенья;
- Danone —15,5% рынка детского питания, свыше 20% рынка сметаны, 15% рынка молока;
- «Hortino» и «Hortex» (Польша), «Есть идея» (Unilеver) и Bonduelle
контролируют порядка 60% рынка замороженных овощей.
Всего этого удалось достичь при полном одобрении Федеральной антимонопольной службы и предельно лояльном отношении властей всех уровней. Фактически ТНК удалось захватить солидную долю российского рынка пищевой продукции без единого выстрела.
Coca-Cola, например, ограничение
ФАС обошла просто и изящно: чтобы не достигнуть с поглощением «Нидан» (её соки
«Моя семья» и «Секрет фирмы» знают по рекламной фразе «А ты налей и отойди»)
критичной 35%-ной доли на рынке, заводы в 2010 году купило дочернее подразделение
Coca-Cola — TCCC Bottling Investments Group (BIG).
Сама Россия стала для ТНК как ключевым рынком сбыта продукции, так и опорным пунктом, откуда корпорации поставляют свою продукцию в другие страны СНГ.
Например, на Украине и в Беларуси
у Mars нет заводов —
корпорации выгоднее завозить продукцию из России.
Беларусь и вовсе закрыта для пищевых корпораций, что вызвано не столько её малыми размерами, сколько активной ролью государства в регулировании пищевой промышленности и защитой отечественных производителей. В Доктрине национальной пищевой безопасности РБ до 2030 года концентрация и монополизация производства в пищевой промышленности отмечены как угрозы для государства. Однако ничто не мешает ТНК спокойно ввозить продукты из соседней России, а Сoca-Cola вполне успешно разливает минеральные воды и газированные напитки на своих белорусских предприятиях.
Кроме того, активы ТНК являются
неприкосновенными: что бы ни происходило на постсоветском пространстве,
элеваторы Cargill,
заводы Bunge или Danone не
подвергаются попыткам рейдерских захватов, а их продукция — бойкоту (формально
Danone на Украине — это
некогда активы российской «Юнимилк»).
В то же время методы хозяйствования у ТНК в России ничем не отличаются от традиционного подхода к ведению бизнеса в капиталистической экономике: к заводам зачастую относятся так же, как и к дойным коровам, которые нужно много доить и мало кормить.
Например, Coca-Cola, купившая «Нидан соки» за полмиллиарда долларов, в 2014 году закрыла два завода — в Новосибирске и Котельниках, лишив работы почти тысячу человек. Закрыть заводы пришлось после череды управленческих ошибок американских менеджеров корпорации. В 2017 году Coca-Cola закрыла Петербургский завод «Мултон» (работы лишились 40 человек).
Сергей Пластинин — один из учредителей
«Вимм-Биль-Данн» и его дочь Кира. В 1992 году Кира была ребёнком, а её отец, не
найдя сок на полках магазинов, купил концентрат, который разбавил водой. Вскоре
Пластинин вместе партнёром Дубининым из немецкого концентрата на российской
воде начал разливать сок в немецкую упаковку «Тетра Пак». Так из 50 тыс.
долларов кредита «Сбербанка» выросла бизнес-империя «Вимм-Биль-Данн», которую в
2011 году продали PepsiCo за 3,8 млрд
долларов.
К слову, в производстве соков с тех пор ничего не изменилось: в отличие
от советских времён, его продолжают изготавливать из импортного концентрата
(свой Россия не производит).
PepsiCo в России в период с 2015
по 2017 год избавилась
от трёх заводов. «Данон» в 2015 году закрыла
два своих завода в России (в Томске и Чебоксарах) по причине «серьёзного
технологического износа заводов, их низкой рентабельности и падения уровня
продаж», годом ранее по той же причине закрылся
крупнейший молокозавод в Смоленской области. «Сан ИнБев» в 2014 году закрыла
Ангарский пивоваренный завод, а перед тем — заводы в Перми, Курсе и
Новочебоксарске; в 2015-м Carlsberg закрыла два завода в Красноярске и Челябинске
из-за ужесточения законодательных требований и снижения спроса.
Потенциально опасным является дальнейшая концентрация российского пищепрома транснациональными корпорациями при условии полного бездействия антимонопольных органов. Главный риск — картельные сговоры и планомерное истребление местных производителей по образцу США, где концентрация пищевого капитала достигла угрожающих значений.
Министр Ткачёв прошлого века —
сахарный магнат Михаил Терещенко. В 1917 году Терещенко стал сначала
министром финансов, а позднее возглавил МИД во Временном правительстве России.
Был членом правления Всероссийского общества сахарозаводчиков, созданного в
1887 году с целью монополизации рынка сахара. В сахарную монополию входили 206
из 226 существовавших тогда сахарных заводов.
«Сахарозаводчики — монополисты пользовались открытой поддержкой правительства. В 1895 г.
был принят закон, по которому министерство финансов совместно с
сахарозаводчиками определяло заранее на год вперёд норму потребления сахара в
стране (по 10,5 фунтов в год, а в Англии в это время душевое потребление
составляло 92 фунта в год). Сахар, произведённый сверх этой нормы, следовало
вывозить за границу и продавать там по демпинговым ценам, ниже цен
всероссийского рынка. Так, если внутри страны цена на сахар-рафинад — 6
рублей 15 копеек за пуд, то в Лондоне он продавался по цене 2 рубля 38 копеек
за пуд. На монопольных предприятиях широко использовался низкооплачиваемый труд
женщин и малолетних. В 1912 г. месячная зарплата в среднем для всех
квалифицированных рабочих по сахарной промышленности составляла: у мужчин — 24,7 руб.; женщин — 8,8; у малолетних мужского пола — 9,2; женского — 6,5 руб.».
Из истории российской пищевой
промышленности.
В целом российская пищевая промышленность сейчас проходит те же этапы развития (с поправкой на современные реалии), что и её предшественница в конце XIX — начале ХХ века.
К слову, советская наука о пищевых монополиях знала почти всё, и в
«Большой советской энциклопедии» была соответствующая статья.
Во-первых, продолжается концентрация капитала. Аналогичные процессы происходили и ранее. Так, в Москве число пекарен с 1879 по 1902 г. сократилось с 365 до 267 (на 27%). Но среднее число рабочих на одну пекарню возросло с 6,4 до 25,9. Шесть крупных фирм охватывали в 1905 г. свыше половины всей выпечки хлеба в Москве. Самой крупной была фирма Филиппова. В кондитерской промышленности 2% всех цензовых фабрик выпускали 23% общего количества кондитерских изделий. 8 крупных табачных фабрик вырабатывали свыше 50% всей табачной продукции. Соляное дело фактически находилось в руках синдиката, известного под названием «Океан». Он сосредотачивал 50% всей соледобычи на озере Баскунчак (Астраханская область).
Во-вторых, возникают новые пищевые, как правило, мелкие или средние пищевые производства, однако они не могут существенно изменить расклады на пищевом рынке. Корпорациям, например тому же McDonald's, удобнее и дешевле закупать кетчупы и соусы у российских заводов Kraft Heinz, чем у мелких российских производителей.Стоит отметить, что в регионах России хватает местных конкурентов корпораций, в частности в сегменте молочных продуктов и кондитерских изделий.
Однако если в конце XIX века транснациональные пищевые корпорации были слабы и только начинали процесс своей экспансии, последствия которой ощущали на себе в первую очередь страны Африки и Латинской Америки, то в XX веке ТНК смогли колонизировать практически весь мир, превратив государства в части глобальных производственных цепочек.
Если экваториальная Африка для Nestlé — это поставщик предельно дешёвых какао-бобов, зачастую полученных за счёт эксплуатации детского труда, то Россия — рынок сбыта для шоколада, обеспечивающий прибыль для материнской компании и экономию за счёт недорогой рабочей силы, а также аванпост для дальнейшей экспансии. Для пищевых ТНК важны не потребители, а рост биржевых котировок и дивидендов акционеров.
При этом сами корпорации неоднократно оказывались виновниками разнообразных пищевых скандалов, вызванных как нарушениями в процессе производства продуктов питания, так и пищевой «сегрегацией», когда в ходе практических экспериментов и лабораторных исследований выяснялось, что даже в Евросоюзе одни и те же марки продуктов, выпускаемые пищевыми ТНК, существенно отличаются по составу и качеству в зависимости от страны изготовления.
Например, «Нутелла» для стран Восточной Европы содержала больше пальмового масла, чем для стран западной части субконтинента, а чай в пакетиках для чехов был худшего качества, чем для австрийцев. Такой подход вызван не столько различиями в законодательном регулировании (оно в ЕС примерно одинаково), сколько желанием пищевых ТНК предельно увеличить прибыль, обосновывая различный состав тем, что в странах Восточной Европы продукты питания дешевле.
К слову, пространство для
расширения на российском рынке у ТНК есть, о чём открыто говорят директоры
корпораций.
«В России, по разным оценкам, около 29 млн
кошек и 17 млн собак, то есть практически каждое второе домохозяйство имеет
домашних животных, при этом только половина рациона кошек в нашей стране — это
готовые корма. У собак доля готовых рационов в питании составляет чуть более
10%. Потенциал роста категории промышленно приготовленных кормов — в два раза у
кошек и в 10 раз у собак», — считает глава Mars в России Валерий Щапов.
Таким образом, Россия сама оказалась колонизирована
транснациональным пищевым капиталом, который:
- Беспрепятственно концентрировал производства;
- Обладает большим влиянием на ценообразование — несмотря на
высокую степень локализации производства, в России в начале 2015 года Unilever,
Kimberly-Clark и Procter&Gamble практически синхронно повысили
свои цены, обосновывая принятое решение девальвацией рубля;
- Может открывать и закрывать заводы, регулируя условия труда
(о том, как работники пивоваренных заводов Sun InBev «любят» своего
работодателя, можно почитать тут)
и степень эксплуатации. Чем крупнее производство и чем выше в нём доля
иностранного капитала, тем сложнее принудить его руководство к соблюдению
требований законодательства;
- Уничтожил многие производства и бренды продуктов питания, что зачастую делает невозможным появление каких-либо существенных конкурентов на национальном рынке и возникновение узнаваемых вне России продуктовых брендов.
Корпорации встраивают свои российские предприятия в свои производственные и логистические цепочки. Например, Coca-Cola, купив «Нидан соки», с одной стороны, решила проблемы предприятия с закупками сокового концентрата, включив его в свои сырьевые цепочки, с другой стороны, сделало его руководство чрезвычайно зависимым от воли иностранных менеджеров и принимаемых ими решений.
***
Фактически иностранный капитал через свои производственные мощности получает мощный рычаг влияния как на российскую экономику (закрытие заводов в кризис ничего, кроме озлобления населения, вызвать не может), так и на политиков.
Пока представить себе одномоментную
остановку заводов одной из корпораций, преследующую политические цели, сложно.
Но несколько лет назад было сложно представить, что алюминиевая империя «Русал»
Олега Дерипаски может рухнуть после внесения в санкционный список США. Фантастические идеи о
национализации активов американских компаний в России (рассматриваются как
последний невоенный ответ на американские санкции и иные враждебные действия)
приведут, например, к обрушению рынка соков, кондитерских изделий и кормов для
животных — российские производственные мощности ТНК встроены в глобальные сырьевые
цепочки, разорвать которые корпорациям не составит труда.
Без масштабного
продовольственного импортозамещения, которое, например, проводит
Беларусь, где научились производить свою
текилу, ликёр «Самбука» и десятки иных товаров (правда, не всё удаётся удачно
импортозаместить), российская пищевая промышленность продолжит быть
финансовым придатком транснациональных корпораций.
Действующая в России Доктрина продовольственной безопасности до 2020 года откровенно устарела, так как, в отличие от белорусской Доктрины национальной продбезопасности до 2030 года, совершенно не учитывает угрозы концентрации и монополизации производства и экспорта сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия экономически развитыми странами и усиления их доминирования на мировом рынке.