Беспрецедентная рецессия, недавно потрясшая мировую экономику, имеет несколько причин. Но об одной из них стараются говорить меньше всего. Это — научно-технический прогресс… 

Прогрессивная динамика кризиса

Масштабы глобального спада экономики, разразившегося в 2008 году и продолжавшегося до последнего времени, кажется, превзошли Великую депрессию. Результатом экономического падения 1930-х годов стала Вторая мировая война. Следствиями глобальной депрессии 2000-х — арабские революции и возникновение ИГИЛ, война в Сирии и Ираке, украинский Майдан и гражданская война на Донбассе, исламистский терроризм и миграционный кризис в Западной Европе. Самые последние его отголоски — начавшееся отделение Каталонии от Испании и новая турбулентность в ЕС.

Все существующие в мире национальные, религиозные и политические противоречия сразу обострились — как и застаревшие болезни дают рецидив в случае малейшего ослабления иммунитета. Равным образом, как только экономика даёт сбой, политический организм реагирует резким повышением температуры.

Беларусь в силу ряда причин субъективного и объективного характера смогла избежать вовлечения в политический и военный конфликт, в который оказались втянуты её соседи. Но уйти от последствий экономического и социального кризиса в современном глобализированном мире не удаётся никому.

В чём же его причины? Их несколько. Во-первых, никто ещё не отменил закон циклического развития капиталистической экономики. И, соответственно, её подверженность перманентным кризисам. Несмотря на крах СССР, унёсший с собой и стройную, но изрядно одряхлевшую по причине бюрократического перерождения систему общественных наук, экономическая теория Маркса осталась нетленна. Лучше всего об этом свидетельствуют резко подпрыгнувшие во время современной рецессии тиражи и продажи бессмертного «Капитала». О неустойчивости неолиберальной модели немало говорят и теоретики современной левой и критической школы — от Славоя Жижека и Ноама Хомски до Сьюзан Джордж и Наоми Кляйн.

Во-вторых, нынешняя ситуация осложнена появлением на мировых рынках нового крупного игрока — Китайской народной республики. Это успешно интегрировавшееся в капиталистическую экономику «коммунистическое» государство сильно разбалансировало международную ситуацию. «Народное хозяйство» КНР уже стало первой экономикой мира, и конкуренция с её стороны давно является головной болью для США и ЕС.

В-третьих, крушение Советского Союза продлило на некоторое время безбедное существование Запада — за счёт открытия новых рынков сбыта и дешёвой рабочей силы, а также значительного ослабления своего конкурента, контролировавшего четверть мирового рынка. Но породило и новые, не менее масштабные проблемы. Кроме общей дестабилизации в регионе и прочего, среди них — безусловное доминирование агрессивного неолиберализма, который теперь никто не сдерживает. На задворках экономической теории и государственной практики оказалась даже прагматичная кейсианская школа, ранее позволявшая как-то сглаживать наиболее острые углы «свободного рынка». Кстати говоря, экономические успехи Китая во многом предопределены творческим применением именно кейнсианства «с китайским лицом».


Жёсткие догматики монетаризма и социальных урезаний с подключением своего резерва в лице крайних либертарианцев сегодня поставили под свой идеологический контроль большинство правительств мира. Естественно, что главным инструментом этой экспансии стали не только книжки Милтона Фридмана, но и такие структуры, как МВФ и Всемирный банк. На иглу их кредитов уже подсажено большинство государств на постсоветском пространстве. Правда, в последнее время ЕАЭС и Таможенный союз стали определённым альтернативным центром «экономической силы» на региональном рынке.

Сантехник-беспилотник

А вот о ещё одной причине социально-экономических потрясений нашего времени сегодня предпочитают говорить не слишком часто. А если и упоминают, то весьма осторожно. Видимо, потому что по другим вызовам определённые ответы у господствующей системы всё же есть — хорошие или плохие. А вот с вытеснением живых людей автоматами, по крайней мере в таких масштабах, мир ещё не сталкивался.

Сегодня автоматы приходят туда, где ещё недавно безраздельно господствовал «царь природы». То, что всё больше операций на конвейерном производстве поручается машинам, давно уже не новость. Но вот, например, автомобиль — мощное грузовое средство, почти «потопившее» у нас речной транспорт и наступающий на пятки уже самой железной дороге. А самое главное — символ «просперити» и личной свободы человека либерального мира. Сегодня автомобили уже всё чаще полностью управляются компьютером. Появились такси-«беспилотники». Более того, недавняя забастовка американских водителей грузовиков была вызвана активным внедрением крупными перевозчиками «беспилотных» технологий. Не за горами и появление продавцов и официантов-роботов. Даже правоохранительные органы могут столкнуться с необходимостью сокращения кадров из-за дальнейшего совершенствования систем видеонаблюдения и слежения со спутников и геликоптеров. Да и развитие боевых роботов может повлиять даже на численность ОМОНа.

Роботы-официанты


Научными и не совсем фантастами расписано множество сценариев такого будущего. «Восстание машин» и террор «терминаторов», как и множество других техногенных утопий, уже давно стали общим местом масс-культуры. Мы не станем добавлять сюда очередных сюжетов. Начнём с более близкой и приземлённой задачи: как роботизация влияет на сегодняшний рынок труда?

По данным исследований, проведённых Всемирным экономическим форумом, к 2020 году в мире исчезнет 7,1 миллиона рабочих мест. Даже при появлении двух миллионов новых — это колоссальные потери. Так, сокращение офисных сотрудников будет проходить со средними темпами — 6% в год. Решающее влияние на эти процессы будут оказывать новые интернет-технологии, автоматизация и роботизация.

Конечно, если смотреть на это сквозь призму истории, то эта тенденция не нова. Так, в своё время зарождающаяся мануфактура разорила большую часть ремесленников Западной Европы. Затем машинная техника капиталистической фабрики стала вытеснять ручной труд и ту же мануфактуру. При этом общество реагировало на это по-разному, в том числе и в таких радикальных формах, как движение луддитов — рабочих, разрушающих машины. Сегодня мы также имеем консервативные, а зачастую и прямо реакционные ответы на многие явления современности.

Халифат против автоматизации

Одним из первых на глобализацию отреагировал мусульманский мир, в том числе шииты — уже в 70-е годы «исламская революция» победила в Иране. Надо сказать, что во многом она стала ответом на либеральную модернизацию Ирана, проводимую шахом под флагом «белой революции». А заодно и упредила настоящую социальную революцию, которую готовили левые «народные моджахеддины» и «федаины». Массы ремесленников и торговцев с традиционного восточного базара, которым грозило разорение в результате экспансии западных товаров и капитала и становления в самом Иране современных производств, стали опорой движения аятолл. Впрочем, вскоре сам исламистский режим в Иране начал проводить успешную модернизацию, пытаясь совместить её с сохранением традиционных устоев.

Сегодня же кризис левых и светских режимов и движений на мусульманском Востоке, во многом связанный с падением СССР, почти полностью развязал руки социальной реакции. При этом очевидно, что крупнейшие западные державы делают ставку на самых агрессивных исламистов. Дестабилизация в виде «управляемого хаоса» или архаичные режимы фундаменталистов вполне устраивают международные корпорации — в этих случаях о развитии экономики, а значит, и о наличии конкурентов в этом регионе можно забыть на долгие годы.


Но какое отношение это всё имеет к автоматизации труда? Самое прямое.

№ 1. В перспективе миллионы людей в странах нищего Юга, в рабочих руках которых даже за нищенскую плату роботизированный неолиберализм больше не будет нуждаться, можно будет бросить в мясорубку религиозных войн либо поставить под жесточайший контроль неосредневековых режимов. Совсем бесплатный рабский труд, пожалуй, сможет конкурировать с новыми роботами.

Но скорее всего, убежать в спасительное и «справедливое» прошлое всему человечеству не удастся.

БОД в помощь

Наибольший же интерес представляют реакции на новые условия труда и производства в странах метрополии. В западной цитадели существует несколько типов ответов. Первый — консервативно-популистский. Победа Дональда Трампа на президентских выборах в США, успехи Марин ле Пен во Франции и «Альтернативы для Германии» — наиболее красноречивые примеры. Миллиардер Трамп шёл на выборы с развёрнутой популистской программой. Безусловно, что для рядового американца в ней наиболее важными были не так и невыполненные обещания отказаться от международных авантюр, но проект вывода из кризиса американской промышленности. Трамп предлагает вернуться к традиционным ценностям индустриального капитализма, где семейный очаг сочетается со стабильной работой на заводе или фабрике. Но в начале XXI века многие уже склонны рассматривать это как реакционную утопию.

Одновременно в Западной Европе озвучивается, кажется, совсем противоположная инициатива. Речь идёт о введении выплат гражданам обязательного «безусловного основного дохода» — БОДа. При этом внешне он смотрится вполне социальной, если не социалистической мерой. На первый взгляд, это выглядит как продолжение политики пресловутых «велфэров», но на самом деле такие выплаты ничего общего с социальным пособием не имеют. БОД должен начисляться всем — бедным и богатым, работающим и безработным. Казалось бы, всё это идёт вразрез и с протестантской этикой труда и бизнеса, и с идеологией неолиберализма, отрицающего социальную «халяву», как смертный грех. Более того, сегодня адепты монетаризма увеличили усилия по ликвидации социальных завоеваний организованного профсоюзного движения во Франции, Испании, Германии. А тут, казалось бы, разлагающий устои традиционной конкуренции и жёсткой борьбы за выживание БОД. Но дело в том, что эти устои и основы и так уже сами по себе шатаются. Так что же, сбываются предсказания «основоположников»?

Базовый основной доход как новое право человека


Не случайно, что для пропаганды этой новой социальной технологии, несмотря на её неолиберальное происхождение, сегодня задействованы и левые силы. Правда, достаточно умеренные. Например, французские социалисты. Единственная страна, где БОД с 1 января 2017 года уже введён в действие, — это Финляндия. Правда, в порядке эксперимента и в ограниченном размере — двум тысячам безработных вместо обычного пособия выплачивается «безусловный основной доход» примерно такого же размера (более 500 евро). Это произошло там при правлении либеральной партии центра. В целом Финляндия издавна была площадкой для разных нововведений — именно на территории Великого княжества Финляндского впервые в Российской империи и во всей Европе с подачи местных социал-демократов было введено избирательное право для женщин.

Но вот в Швейцарии инициативу введения БОДов, вынесенную на референдум в 2016 году, сорвали правые консерваторы. Идея с треском провалилась — за БОД проголосовали только 23% швейцарцев. Но и сумма безусловного дохода там предлагалась внушительная — в эквиваленте 2250 евро.

В Беларуси БОДы с недавних пор популяризует группа молодых интеллектуалов, также близких к социал-демократии. Правда, в теории они стоят несколько левее белорусских социал-демократов, в большинстве своём являющихся скорее обычными националистами, чем левоцентристами.

Но и некоторые «сверхновые» левые, безусловно, положительно относятся к замене пролетариев машинами и проповедуют оплачиваемое «право на лень». Действительно, противопоставлять себя прогрессу технологий — всё равно что пытаться стать на пути даже не у паровоза, а у скоростного экспресса на магнитной подушке. Иное дело — социальная стоимость технических внедрений. Левые «бодовцы» убеждены: классический рабочий класс давно мёртв, на его смену уже пришёл «креативный класс» фрилансеров. Естественно, что прекарный труд сегодня слабо защищён. Но вот предельно индивидуализированные айтишники по природе своей не могут организоваться в профсоюз. Зато получив БОДы, многие из них смогут самостоятельно диктовать работодателю свои условия, значительно сократить рабочий день и во много раз поднять расценки на свой креатив. При этом, по мнению некоторых, современный экономический строй именно через введение БОДов сможет преодолеть многие свои противоречия и превратится в долгожданное «гармоничное общество свободных людей».

Следует отметить, что сокращение рабочего дня исконно провозглашали левые интеллектуалы и профсоюзные активисты. Рабочее движение как таковое формировалось во всем мире вокруг требования 8-часового рабочего дня. А Маркс в XIX столетии и идеолог итальянской «Рабочей автономии» Тони Негри в конце ХХ века говорили уже о 2-часовом рабочем дне.

Так что же на деле означает введение «базового дохода»? Классики оказались правы? «Капиталистический строй изживает сам себя»? И элементы коммунизма начинают успешно вытеснять «эксплуатацию человека человеком»?

Робот — друг человека?

№ 2. Скорее всего, имплантаты коммунизма внедряются в одряхлевший организм неолиберальной модели для того, чтобы продлить её существование.

Так органы молодого и здорового человека пересаживают старцу-миллиардеру, ни за что не желающему сходить со сцены. При этом «донора» ещё и умертвили — под заказ.

Похоже также, что инициатива введения БОДов действительно является наиболее актуальным ответом на кризис современной экономической модели, а более всего — на прогрессирующую автоматизацию труда и связанные с этим сокращения. Только стоят за этим не критически мыслящие постмарксисты различных школ. Точнее, они пока являются инструментальной частью проекта. Сама же концепция вводимого сверху «довольства для всех» исходит от определённых сегментов современного истеблишмента. И отнюдь не нарушает неолиберальный консенсус.

В пользу этого предположения говорит то обстоятельство, что пока даже на Западе нет массового движения с требованием БОДов. Ну не выходят на улицу колонны профсоюзов с плакатами «БОДы — или всеобщая стачка!». Наоборот, организованные рабочие сейчас ведут тяжёлые арьергардные бои, пытаясь отстоять хотя бы часть прошлых социальных завоеваний, которые ныне неуклонно сокращаются. Именно этому были посвящены, например, сентябрьские забастовки во Франции против новых планов социальных урезаний со стороны президента Макрона. И безработные в пригородах европейских столиц не жгут машины и покрышки во имя БОДов. Не едут к правительственным зданиям и фермеры на тракторах и с аналогичными требованиями.


Похоже, что «базовый основной доход» является, скорее всего, академической, кабинетной разработкой. Может ли он подорвать или радикально изменить существующие устои? И разрядить кризис? Первое — вряд ли. А вот второе — надо посмотреть.

Но сначала про устои. Их безопасность может быть гарантирована тем, что в некоторых странах такая практика уже существует. И речь не только о Финляндии, где гарантированный доход был введён совсем недавно. Есть и более устойчивые примеры. Скажем, некоторые монархии Персидского залива. Свою долю в нефтяной ренте тут имеет каждый коренной житель углеводородного королевства. По сути, тот же БОД, только с феодальным лицом. И действительно, привилегированные поданные здесь работают только за хорошие деньги. Большинство же работ выполняют гастарбайтеры из третьих стран. Гипотетически подобная ситуация может сложиться и в наиболее роботизированных странах ЕС — те производства и потребности, которые не будут полностью автоматизированы, станут обслуживать рабочие-мигранты, которым БОДы не положены, или они будут окончательно вынесены в страны третьего мира. «Бодированные» же граждане займут ещё более престижные и высокооплачиваемые ниши на рынке труда. Или станут благоденствовать на манер древнеримских плебеев, которым, как известно, наиболее щедрые или боявшиеся плебса императоры выдавали деньги на проституток и гладиаторские бои.

Хорошо информированный пессимизм

Поэтому введение БОДов может привести к самым противоречивым и разнообразным последствиям. И многое тут зависит от множества иных приходящих факторов. Например, сможет ли общество выработать в себе иммунитет против безделья, чем удастся заполнить вакуум времени, освобождённого от работы? Какова будет критическая роль профсоюзов, левых партий и социальных активистов? Немалую роль могут сыграть процессы, которые будут разворачиваться на мировой периферии параллельно роботизации и «бодизации» метрополии, экологические последствия и так далее.

№ 3. При пессимистическом сценарии развития событий результат может быть таков — развращённые подачками граждане ЕС превращаются в деморализованную массу.

Они абсолютно не желают больше работать. А образовавшуюся прорву свободного времени тратят в основном на дешёвые развлечения и потребление. Простое, тихое ничего-не-делание — ещё не самый худший вариант. «Халявные» деньги просаживаются в казино и клубах, растёт алкоголизм, наркомания, игромания и всевозможные извращения. При этом отмечается бешеный рост индустрии развлечений — разнообразные клубы, салоны, «лэнды» и заведения предлагают развлечения на любой вкус. «Садо-мазо» и гомосексуализм становятся символами предельного консерватизма. Традиционные наркотики станут чем-то вроде бабушкиных пирожков с маком. Теперь взрывающие сознание «бодо»-граждан синтетические наркотики последнего поколения дополняются чипами, которые вживляются прямо в мозг и обеспечивают «путешествия» в любой виртуальной реальности. Порядок на улицах поддерживают боевые роботы-«полицейские» и легионеры, завербованные в странах Юга. Но всё равно растёт количество необъяснимых преступлений.


Общество стремительно делится на занятую, производительную элиту и социально деградировавшие толпы «прожигателей жизни». Естественно, что от организованного рабочего движения и профсоюзов почти ничего не остаётся — получателям БОДов не за что бороться, а элитарные фрилансеры решают свои вопросы с работодателем путём индивидуального торга. Рушится система социального страхования и адресной помощи, пособий безработным, инвалидам, матерям-одиночкам, пенсионные фонды теперь кажутся ненужными. Молодые и здоровые люди отныне приравниваются к калекам и старикам, и наоборот. Падает престиж образования и знаний, растёт количество фактически неграмотных и лишённых абсолютно любой квалификации людей. Разваливаются семьи живущих на БОДы родителей, где не к чему стремиться и нечему учить детей.

Лишь небольшие группы активистов, не принявших новую реальность, продолжают противостоять системе. Но по мере того, как разрушительное влияние на человечность «нового порядка» становится всё более очевидным, их ряды начинают расти. При этом среди нонкомформистов существует несколько тенденций: одни проповедуют возвращение к традиционному капитализму с жёсткой конкуренцией и «естественным отбором», другие называют себя «неолуддитами», выступая против автоматизации, и символически разрушают роботов. Третьи же стремятся перейти от подачек корпораций к подлинному обществу «всеобщего благоденствия», называя его «коммунизмом», «полным гуманизмом» или «альтернативным социумом».

Посткоммунизм на посткапиталистической основе

Вышеописанный негативный сценарий может иметь различные вариации — от либерального общества гиперпотребления или застойного паразитизма до технотронного фашизма/тоталитаризма, многократно описанного научными и ненаучными фантастами. Но у этих процессов может быть и позитивный исход.

Всё зависит от того, какие силы в обществе смогут возглавить сопротивление издержкам роботизации. А точнее, обычной капиталистической интенсификации труда и технологической безработице. Кто и как будет контролировать образовавшееся в итоге «постсоциальное государство».

Сегодня во многих кругах прогрессивных интеллектуалов модно говорить о посткапитализме. При этом смысл в это понятие вкладывается разный, зачастую противоположный. В круг задач нашей статьи разбор данной дискуссии не входит. Однако часть интеллектуалов, поддерживающих политику базового дохода «слева», активно использует этот термин. Если очень сжато, то данная тенденция выдвигает такие тезисы: всемерно поддерживать автоматизацию и роботизацию производства и введение БОДов, несмотря на явно или скрыто капиталистический характер этих процессов. По мнению сторонников этой теории, по законам «отрицания отрицания» классический капитализм сегодня мирно перерастает сам себя и трансформируется в посткапитализм. Вышеописанные процессы как раз и являются важнейшим инструментом обращения эксплуататорского «Савла» в социального «Павла». То, что архитекторы «базовых доходов» совсем не это имеют в виду, авторов данной концепции не смущает — процессы общественно-экономического развития, дескать, вещь объективная. И никуда они не денутся со столбового пути прогресса.

Так-то оно так. Только если мерить прогресс в бесконечном пространстве и времени. С точки зрения же конкретных людей, живущих здесь и сейчас, такой прогресс может не наступить никогда — при их жизни, по крайней мере. Поэтому для того, чтобы всё именно так и получилось, необходимо и приложение определённых организованных усилий. В виде социальных действий и самоорганизации. Грубо говоря, классическая школа всё это и предрекала — и то, что развитие производственных сил взорвёт отсталые общественные отношения, и что прогресс техники сведёт человеческий труд к минимуму. А всё образовавшееся свободное время человек сможет тратить на творческое развитие своей личности и всего общества в целом. Казалось бы, почему это нельзя сделать и в рамках существующей экономической модели? Тем более что после 1917 года западная элита хорошо научилась проводить социальные реформы на упреждение, не дожидаясь «сумрачных годин». Реформы, конечно, возможны. Но никакие роботы и БОДы не смогут отменить такие вещи, как неравенство, частная собственность и конкуренция. Иначе система потеряет своё внутреннее содержание. Предполагаемое введение «основного дохода» даже и если будет сделано, то не от хорошей жизни, а только чтобы сохранить основы этой системы, уберечь её от ярости многомиллионных масс безработных. И добившись социального замирения в странах «золотого миллиарда», приведёт к ещё большему разрыву между ними и остальным миром.

При этом, разумеется, людей с рабочих мест выгонят не роботы, а собственники в погоне за оптимизацией прибыли.

Но вот придать этим процессам действительно социальный и полезный обществу характер можно. Для этого потребуется лишь чёткое понимание целей, самоорганизация и активность граждан, а также профсоюзов, партий, социальных инициатив. И происходящие параллельно этой социальной борьбе культурные изменения в обществе. Только тогда эти трансформации могут приобрести характер «мирной революции». Или как получится.

И только в этом случае люди, освобождённые собственными организованными действиями и роботами, смогут тратить свободное время на подлинное развитие, на участие в управлении автоматизированными и «социализированными» предприятиями и территориями, где они проживают. Участвовать в разработке проектов, защищающих и восстанавливающих окружающую среду, в развитии новых образовательных технологий для них и их детей, в совершенствовании той же робототехники и её «гуманизации», в создании новых культурных трендов и артефактов искусства. И во многом-многом другом.

Утопия? Не более, чем «антиутопия» неоплебейского паразитизма и потребления. В любом случае роботизация только тогда пойдёт на пользу человеку, если она будет «социализирована». В противном случае ужасы голливудских «терминаторов» ещё могут показаться нам детскими шалостями…

Конечно, история учит, что даже при самом благоприятном развитии событий первоначально мы можем получить нечто среднее между «пессимистическим» потребительским и «оптимистическим» самоуправляющимся сценарием. Но ещё и тому, что изначально социальную планку преобразований надо поднимать высоко. Только тогда можно чего-то достичь…

При этом у читателя может возникнуть вопрос: а какое отношение это всё может иметь к реалиям нашего региона? Базовый доход для всех, роботы? Да у нас всё проще и прозаичней — зарплаты, как пособия по безработице, дороги отремонтировать не могут. Какие тут уж экономические чудеса? Однако технический прогресс в наше время приходит стремительно, порой как стихийное бедствие.

№ 4. И если у нас предприятия сокращают производство и работников, то в немалой степени потому, что где-то в далёкой Азии или Европе аналогичную продукцию делает уже не десять рабочих, а один автомат. Наш современный глобальный мир привязывает нас всех к одной колеснице.

Не бежать или волочиться за ней в пыли, но взять управление упряжкой в свои руки — вот задача нашего непосредственного выживания. Которое сегодня немыслимо без опережающего развития — с приоритетом социального и гуманитарного развития.